Друзья и герои

Ей удалось уговорить Гая обратиться к Добсону, но этот разговор ничего не дал. Добсон объяснил – очень любезно, как сказал Гай, – что комнаты следует держать пустыми на случай приезда сотрудников Министерства иностранных дел.

– Дело в том, что у самого Грейси не было никакого права там жить, – сказал Добсон. – Не знаю, как ему это удалось, но подозреваю, что это устроил майор. Как бы то ни было, останься он в Афинах, его бы попросили найти другое жилье. Так что, сами понимаете, тут ничего не поделаешь.

– Вот так, – сказал Гай, довольный тем, что эта неприятная беседа осталась позади.

Гарриет пришлось смириться с тем, что в Академию их не пустят.

– Он хотя бы передал нам билеты на фильм, – сказала она.

– Какой?

– Тот, про который он говорил. Сюда прислали новый английский фильм. Это будет первый новый фильм, который мы увидим со времен падения Парижа!

Она вручила Гаю билеты на показ кинофильма «Пигмалион». Гай вернул их.

– Извини. Никак не получится. Этим вечером я пообещал выступить перед учениками с докладом о левой политике в Англии.

– Но ты же обещал. Когда мы были в «Бабаяннисе», ты сказал, что мы обязательно пойдем.

– Боюсь, что я забыл. Как бы то ни было, доклад намного важнее. Я не могу подвести учеников.

– А меня ты можешь подвести?

– Не глупи. Это всего лишь фильм.

– Но я так его ждала. Я уже много месяцев не видела английских фильмов.

– Пусть тебя сводит кто-нибудь еще. Отдай мой билет Алану.

– Ему не нужен твой билет. Он идет со своими греческими друзьями.

– Так попроси Добсона отвести тебя.

– Я бы не стала его об этом просить.

– Это всего лишь фильм! Почему бы тебе не сходить одной?

– Там будет прием, и я не хочу идти одна. Одной мне там не понравится. Пойми же, ты обещал меня отвести и должен сдержать свое слово. Я так ждала этого вечера. Попроси учеников перенести занятие.

– Не могу. Это невозможно. Если ты нарушишь слово, данное англичанам, то можешь объясниться с нами. Иностранцы другие. Они решат, что здесь что-то не так. Они не поймут.

– Что же, ты ждешь, что я тебя пойму?

– Разумеется.

Гай воспринял этот разговор легко и тут же позабыл о разочаровании Гарриет, не придав ему никакого значения. Но для нее это была катастрофа. Она не верила, что Гай может поступить так. Она была уверена, что, поразмыслив, Гай решит перенести свой доклад и сообщит ей об этом, чтобы показать, как они важны друг для друга. Однако ничего подобного не произошло.

Шли дни. Она стала гадать, вспоминает ли он вообще об этом разговоре. Он совершенно о нем позабыл и страшно удивился, когда она в последнюю минуту вновь напомнила ему о фильме.

– Но мы же уже всё обсудили! – сказал он. – Я говорил, что мне надо пойти на встречу с учениками. Не было и речи о том, чтобы я что-то отменил. Если выбирать между фильмом и политической встречей, то надо понимать, что встреча намного важнее.

Гарриет этот выбор казался гораздо более серьезным.

– Ты же обещал, – напомнила она.

– Я сказал, что тебе надо найти другого спутника.

– Мне постоянно надо искать другого спутника! Почему? Замужем за тобой я чувствую себя вовсе не замужней. Пойми же мои чувства. Я хочу, чтобы ты пошел сегодня со мной – просто чтобы показать, что понимаешь меня. Ты же мой муж.

– «Мой муж»! – повторил он. – Беда в том, что ты слишком цепляешься за вещи. Когда помер твой котенок, ты рыдала в три ручья. Ты бы и над ребенком так не плакала!

– Что ж, это был не ребенок.

Не обращая внимания на ее слова, он продолжал:

– «Мой муж! Мой котенок! Ты обещал мне!» Что за эгоизм!

С упрямым видом он стал собирать книги, торопясь уйти, прежде чем она скажет еще что-нибудь.

Гарриет более ничего не сказала. Она подумала, что этот доклад так важен ему даже не из политических соображений. Таким образом Гай получал самое желанное для него: внимание окружающих. Он всеми силами стремился привлечь к себе людей. Читал ли он лекции или вел семинары, ставил ли пьесы или консультировал студентов – всё это давало главное: он находился в центре всеобщего внимания. Это было для него куда важнее, чем Гарриет.

Когда он ушел, на лице его была написана решимость. Гарриет злилась, но прежде всего она ощущала себя покинутой. Она долго сидела на кровати. Чувства ее были притуплены, но одиночество ощущалось остро. Упоминание котенка вновь всколыхнуло притихшее было горе. Она потеряла котенка, Сашу, веру в Гая. Вдруг силы покинули ее, она рухнула ничком и горько зарыдала.

Возможно, она и вправду могла бы попросить кого-нибудь отвести ее на показ кинофильма, но ей казалось, что таким образом она публично признает несостоятельность Гая. Ей казалось, что она станет объектом благотворительности и всеобщей жалости, пострадавшим и униженным существом. То же произошло бы и в том случае, если бы она пошла одна. Гай раньше смеялся над этим, как он выражался, гаремным комплексом: умная женщина просто не может руководствоваться подобными соображениями! Однако нечто в ее воспитании делало поход в одиночестве абсолютно невозможным.