Они подошли к гостинице. Гай взял ее за сжатые в кулаки руки и улыбнулся, глядя в ее бледное и сердитое личико.
– «Прикрой ее от ужаса в душе»[40]
, – повторил он свою обычную цитату.– Кто-то же должен беспокоиться, – возразила она и вспомнила поговорку, которую слышала в детстве: – «Если не будешь стоять за себя, тебя растопчут».
Гай рассмеялся.
– Кто же меня растопчет?
– Люди. Жизнь. Весь мир.
– Неужели ты правда так думаешь?
Гарриет промолчала. Она переживала за него больше, чем он сам переживал за себя. Ей всегда казалось, что он преуспеет благодаря своей доброте, но теперь стало ясно, что вперед вырываются другие, не обладающие ни добротой, ни какими-либо талантами. Она чувствовала себя обманутой, но решила попытаться примириться с положением дел.
– Всё же нам повезло, что мы здесь и мы вместе. Если ты готов работать под началом Дубедата, то и говорить больше не о чем.
– Я готов работать. Неважно, кто будет начальником. Мне повезло, что у меня есть работа. Мой отец полжизни был безработным, и я видел, до чего это его довело. Нам не на что жаловаться. Другие сражаются и умирают за таких, как мы.
– Да, – сказала она и обняла его, поскольку он был с ней – и жив.
В английской газете объявили, что школа возобновит свою работу под управлением мистера Арчибальда Калларда. Мистера Дубедата назначили старшим преподавателем, а мистера Лаша – его помощником. Однако возникла заминка.
Ученики вернулись в школу и ждали начала занятий в библиотеке и аудиториях, но мистер Каллард, мистер Дубедат и мистер Лаш так и не пришли. Библиотекарь сказал, что их нет в здании. Принять учеников было некому. Кабинеты были закрыты и оставались закрытыми в течение следующих недель.
12
Декабрь был мрачным. Успехи греческих войск прекратились. В газетах объясняли, что эта пауза необходима: нужно было укрепить пути снабжения, доставить подкрепление и перегруппировать части. Не было причин расстраиваться. Но людям не хватало побед, колокольного звона, танцев и ликования, и город приуныл. Их не развеселил даже вид итальянских военнопленных: в домах было так же холодно, как и на улице, а магазины пустовали.
Пленных провели по главным улицам; солдаты в потрепанном обмундировании нестройно шагали, склонив непокрытые головы, и по их волосам стекал дождь. Они потерпели поражение, но в каждой группе находились такие, кого, казалось, не волновала их судьба: они поглядывали на прохожих с потаенными дружелюбными улыбками или вовсе держались так, словно принимают участие в каком-то фарсе.
– Куда их ведут? – спрашивали люди, опасаясь, что у греческого народа появились новые нахлебники. Но пленников высылали из Греции: из Пирея их отправляли в лагеря в Западной пустыне[41]
.Неудивительно, что некоторые из них улыбались. Им предстояло питаться куда лучше греков, а залитая солнцем пустыня была куда приятнее албанских гор, где приходилось передвигаться по пояс в снегу.
Для британских военнослужащих открыли столовую, и Гай мыл там посуду, а Гарриет работала официанткой. Туда преимущественно ходили летчики, но встречались среди них и саперы, и связисты. Военно-торговая служба Великобритании поставляла продукты и топливо, и гражданские в те зимние ночи радовались не только наличию работы, но и теплу.
В столовой заправляли жены английских дипломатов, и было принято решение, что вся еда предназначается только военным. Женщины считали своим долгом даже не пробовать ее: страдая от непривычного голода, они жарили бекон, сосиски, яйца и помидоры и подавали их мужчинам, которые принимали угощение как должное, не сомневаясь, что работницы столовой питаются так же, как они сами.
Как-то вечером Гарриет чуть не расплакалась, пока несла к столу две жареные сосиски. Один из солдат, проницательно глядя на нее, заметил:
– Больно вы тощая. Как по-вашему? – повернулся он к своим спутникам. – Не видал таких тощих с тех пор, как папаша мой постриг кому-то газон за полшиллинга, а у него возьми да отбери пенсию.
Гарриет рассмеялась, но мужчины были встревожены:
– Вас же тут кормят, верно?
Она объяснила, какие порядки установлены в столовой, и первый солдат запротестовал:
– Что за глупости. Продуктов-то вдоволь. Ну-ка, давайте закусите.
Он пододвинул к ней тарелку. Она снова рассмеялась, покачала головой и сбежала, боясь, что поддастся искушению. Никому не хватало духу нарушить установленные правила, и особенно Гарриет, которая и без того стеснялась дипломатов.
Несколько вечеров спустя в столовую пришла всё та же компания саперов и вручила Гарриет сверток.
– Мы его выиграли, – сказали они. – Это вам.
Развернув сверток на кухне, она обнаружила там ногу кентерберийского барашка[42]
. Остальные женщины смотрели на нее с неодобрением.– Они ее выиграли, – пояснила Гарриет.
С ответом нашлась только миссис Бретт, которая работала у плиты.
– Надо думать, – сказала она. – У них вечно там то лотереи, то еще какие-то игры.
Она оглядела мясо, после чего доверительно шепнула Гарриет:
– Баранина-то недурная.
– Да, но что мне с ней делать?