На следующее утро их разбудили чьи-то шаги. Выйдя из спальни, они увидели старуху, напоминавшую птичий скелетик, одетую в черное хлопковое платье и черный платок. Она накрывала стол к завтраку. При виде Принглов она заулыбалась, демонстрируя полное отсутствие зубов. Она указала себе на грудь и сказала:
– Анастея.
Гай, как смог, расспросил ее по-гречески. Предыдущие хозяева забыли сообщить ей о своем отъезде, но она не слишком волновалась. На место прежних работодателей пришли новые. Она сказала, что по утрам прибирается и ходит за продуктами, а вечером приходит, чтобы приготовить ужин.
– Пусть остается, – сказал Гай. – Мы можем себе ее позволить.
Гарриет с сомнением заметила:
– Можем, если я найду работу.
Пока Принглы переговаривались на своем странном наречии, Анастея стояла, скромно сцепив руки, уверенная, что сильные мира сего позаботятся о ней. Когда Гай кивнул, она вновь заулыбалась и без лишних слов вернулась к работе.
16
Информационное бюро, ранее являвшееся малозначительным придатком Британской миссии, теперь обрело независимость. Войдя в гостиницу «Гранд-Бретань», Гарриет обнаружила цепочку указателей: «Информационное бюро (бильярдная)», которые привели ее к нужной комнате в задней части здания, – как оказалось, она имела прямой вход с улицы. Из-за двери бильярдной не доносилось ни единого звука. Она представила себе, что там сидят Алан и Якимов, склонившись над работой, но, открыв дверь, увидела только двух неизвестных ей пожилых женщин.
Они восседали за столами друг напротив друга в сероватом мглистом свете, падающем сквозь стеклянный потолок. Других источников освещения в комнате не было. Обитые темными панелями стены терялись во мраке. Стоя у двери, Гарриет подумала, что женщины выглядят совершенно одинаково, но, подойдя поближе, она увидела, что одна из них, постарше, встревожена ее появлением, тогда как вторая – помоложе – встрепенулась, словно сторожевой василиск.
– Что вы хотели? – вопросила молодая.
– Я ищу мистера Фрюэна.
– Его здесь нет.
– А князь Якимов?
– Нет.
Обе женщины прервали свои занятия. Старшая нависла над пишущей машинкой; ее влажные темные губы приоткрылись, в глазах, некогда карих, но вылинявших до бледной сепии, застыло полное непонимание. Младшая сестра – очевидно, это были сестры, – чей взгляд сохранил цепкость, уставилась Гарриет куда-то в область груди.
– А когда мистер Фрюэн вернется? – спросила Гарриет.
Младшая сестра, казалось, задрожала от ярости.
– Не могу вам сказать, – отрезала она, и от нее исходили волны такой силы, что Гарриет показалось, что ее выталкивают из комнаты. Женщины догадывались о причинах ее появления и не желали делиться с ней информацией. Признав свое поражение, Гарриет вышла, а старшая тем временем склонила голову над пишущей машинкой и стала медленно и размеренно бить по клавишам, словно выстукивала похоронный марш.
Алан и Якимов часто сидели в «Зонаре». Придя туда, Гарриет застала только Якимова. Он сидел в зале; ему как раз подали каких-то необычных моллюсков, разложенных на серебряном блюде с четвертушками лимона и тонкими ломтиками темного хлеба. Увидев Гарриет, он встревожился, словно не желая делиться своим лакомством, и сообщил:
– Утром я чуть не упал в обморок. Недостаток питания, знаете ли. Вам, молодым, легко, но годы уже сказываются на бедном Яки. Хотите попробовать?
– Нет-нет, спасибо. Я ищу Алана Фрюэна.
– Он ушел покормить собаку.
– А когда его можно будет застать на работе?
– Не раньше пяти. Бедняга, кажется, расстроен. Как мне кажется, его огорчил лорд Пинкроуз. Школу закрыли – как вы, полагаю, уже знаете, – и лорда Пинкроуза вернули нам.
– И Алан этому не рад?
– Только никому не повторяйте моих слов, дорогая моя. Алан очень сдержан, знаете ли. Скрытен, можно сказать. И я ничего не имею против лорда Пинкроуза. Очень достойный человек, занимается важной работой…
– Важной работой какого рода?
–
– Лорду Бедлингтону?
– Возможно. Бедлингтон! Звучит знакомо. Как бы то ни было, лорда Пинкроуза, кажется, ждет повышение. Алану это не понравилось. Он не сказал ни слова, но мне показалось, что он расстроен.
– Его можно понять, – заметила Гарриет.
– Что ж.
Якимов, не желая говорить ничего определенного, что-то невнятно пробормотал. Когда Гарриет вошла в кафе, он встал из вежливости, и теперь он жалобно взмолился:
– Садитесь же. Я бы предложил вам узо, но не уверен, что смогу расплатиться и за этот скромный пир.
Гарриет села; Якимов устроился поудобнее и выжал лимон на моллюска.
– Может быть, и вы себе закажете? Побалуете себя?
Гарриет была уверена, что, съев хотя бы одного моллюска, тут же свалится с тифом.
– Что это такое? – спросила она.
– Морские ежи. Их раньше собирали в Неаполе. Своего рода деликатес. Я предложил старшему официанту подавать их здесь, и он сказал, что никто не будет есть такое. Сами подумайте, сказал я ему, чего только не едят в наши дни!