Друзья и герои

Когда они подошли к центру города, Гарриет ощутила, что не в силах больше выносить это ожидание. Опасаясь увязнуть еще сильнее, она стала планировать отступление на улице Гермеса. Допустим, ей нужно что-нибудь купить, – но что? Ей пришла на ум писчая бумага, но не успели они дойти до канцелярского магазина, как воздух завибрировал – так обычно бывало перед сигналом воздушной тревоги. Она остановилась. Чарльз вопросительно посмотрел на нее. Мгновение они не двигались, словно дрожь в воздухе стала осязаемым воплощением снедающего их беспокойства, но тут взвыли сирены.

– Мне надо идти в укрытие, – сказала Гарриет.

На Чарльза приказ не распространялся, но он взял ее под руку и огляделся в поисках убежища. Улица пустела. Они последовали за другими прохожими в подвал какой-то недостроенной конторы, которую забросили с началом войны. Спустившись по ступеням, они толкнули дверь и оказались в темноте.

В темноте ощущалось дыхание и присутствие других людей; не зная, чего ожидать, Гарриет и Чарльз остановились у самой двери. Чтобы предотвратить панику, во время налетов запрещалось разговаривать, но убежище было полно невнятных тихих звуков, словно по полу бегали мыши. Движение остановилось, город замер. Внезапно раздался страшный грохот. Взрывы следовали один за другим; казалось, бомбы разрывались прямо у них над головой. Стены содрогались; в темноте кто-то заскулил от ужаса. Гарриет ощутила какое-то движение и, боясь, что начнется давка, протянула руку и встретила ладонь Чарльза, который потянулся к ней.

– Ничего страшного, – прошептал он. – Это орудия на Ликавитосе.

– А там есть орудия?

– Да, новая противовоздушная установка.

Налет был долгим. Стало жарко. Когда стреляли с Ликавитоса, все ахали, и по толпе, словно ветерок, пробегал страх. Гарриет облокотилась на дверь, и та приоткрылась. Увидев пробивавшийся снаружи тусклый свет, она прошептала:

– А мы не можем постоять там?

Они тихо выскользнули наружу. На лестнице обнаружились еще двое: женщина средних лет, на коленях у которой сидел маленький мальчик. Спрятав лицо ребенка на своей груди, она прижималась щекой к его затылку. Глаза ее были закрыты, она словно не заметила появления Гарриет и Чарльза. Не видя и не слыша вокруг ничего, кроме своего ребенка, она обнимала его нежно и самозабвенно, будто хотела укрыть сына всем своим телом.

Не желая мешать им, Гарриет отвернулась, но ее то и дело тянуло на них посмотреть. Видя двух живых людей, укрывшихся в любви друг к другу, она ощутила, как глаза ее наполнились слезами.

Она совсем позабыла про Чарльза. Когда он спросил: «Что случилось?» – ее оскорбил его легковесный тон. «Ничего», – ответила она. Он коснулся ее локтя, она отодвинулась, но тут прозвучал сигнал окончания воздушной тревоги. Они были свободны.

Когда они оказались на улице, он снова спросил, что случилось, и неловко прибавил, стараясь говорить сочувственно:

– Вы что же, не счастливы?

– Не знаю. Не думала об этом. Разве обязательно быть счастливым?

– Я не это хотел сказать. «Счастливы» – не то слово. Не знаю, что я имел в виду.

Она прекрасно знала, что он имел в виду, но промолчала.

– Гай – прекрасный человек, – сказал он наконец. – Разве вы не думаете, что вам повезло быть за ним замужем?

– Вы едва с ним знакомы.

– Я знаком с теми, кто знает его куда лучше. Кажется, все здесь знают его, и все его превозносят. Элеко Вуракис сказал, что Гай Прингл пойдет на всё, чтобы помочь кому-то.

– Да, это так.

Чарльза ее согласие не успокоило. Он хмыкнул, – это был короткий раздраженный смешок человека, который подозревает, что его обманывают. Гарриет подумалось, что первое ее впечатление о нем оказалось не совсем ошибочным. Кем бы он ни был, простодушным его нельзя было назвать. Когда они подошли к «Гранд-Бретани», она испытала облегчение.

– Вы сейчас встречаетесь со Фрюэном? – спросил он.

– Да. Возможно, мне дадут работу в Информационном бюро.

– Тогда мы с вами будем соседями.

– Ничего еще не решено.

– Выпейте чаю со мной завтра.

– Завтра не получится.

– А когда?

– Возможно, в четверг. Мне надо будет узнать, какие планы у Гая.

Он открыл дверь гостиницы, и в льющемся из вестибюля свете стало видно, что он расстроен.

– Может быть, вы дадите мне знать? – сказал он.

– Да, хорошо.

Она вошла в гостиницу, не вполне понимая, отчего испытывает такое ликование, и направилась в бильярдную. На этот раз госпожи Тукарри даже не взглянули на нее. Над столами висели лампы с зелеными абажурами – так низко, что видны были лишь поверхности столов и силуэты женщин. Гарриет спросила мистера Фрюэна, и младшая махнула в сторону двери, словно была слишком занята, чтобы произнести хоть слово.

Алан и Якимов обнаружились в комнате, на двери которой висела табличка: «Отдел новостей». Некогда постояльцы гостиницы писали в этой комнате письма, и она по-прежнему была уставлена изящными секретерами и позолоченными креслами, обитыми гобеленом. С каждого предмета мебели свисали газетные листы, исчерканные пометками «Важно» и крестами.