Друзья и герои

Он жадно набросился на морских ежей и, причмокивая от удовольствия, уговаривал Гарриет попробовать, но она, опасаясь незнакомой еды, заказала сандвич с сыром.

– А кто были эти женщины в бильярдной? – спросила она.

– Глэдис и Мейбл Тукарри. Мейбл – это та, что не в своем уме. Две старые карги.

– Чем они занимаются?

– Это загадка, дорогая моя.

– Алан говорил, что для меня может найтись работа.

– Почему бы и нет? – Якимов расправился с морскими ежами так же стремительно, как Диоклетиан с кальмарами, и теперь подбирал остатки сока хлебом. – Это отличная идея!

– Но мне не хотелось бы работать на Пинкроуза.

– Война, дорогая моя, – выспренно заявил Якимов. – Сейчас не время выбирать. Взгляните хотя бы на меня. Вношу свою лепту.

Покончив с едой, он посидел некоторое время, прикрыв глаза, после чего объявил, что настала пора «спатеньки», завернулся в пальто и уснул.

Гарриет, не зная, уходить ей или оставаться, огляделась в поисках официанта и увидела Чарльза Уордена, который спускался с балкона. Вопросительно глядя на нее, он подошел к ним с Якимовым и сказал:

– У меня есть пропуск в Парфенон. Не желаете прогуляться со мной? – Он повернулся к Гарриет. – Вы оба.

Пробудившись, Якимов вздохнул:

– Без меня, дорогой мой. Ваш Яки не в форме… избыток труда и недостаточное питание… годы сказываются.

Он устроился поудобнее и снова заснул.

Чарльз Уорден глянул на Гарриет с улыбкой, которая казалась вызывающей. Она встала.

Они пересекли Плаку, не произнеся ни слова. Пока каждый ожидал, что другой заговорит первым, Гарриет краем глаза наблюдала за своим спутником: четко очерченный профиль, голова чуть запрокинута, словно Чарльз погрузился в какие-то мрачные раздумья. Однако было ясно, что он ощущает ее присутствие рядом. Ей хотелось сказать что-нибудь, что застанет его врасплох, но она так ничего и не придумала.

Пока они шагали по узким запутанным улочкам, стало ясно, что он без тени сомнения прокладывает путь к лестнице на Акрополь. Когда они поднимались, он коротко спросил:

– Где вы живете в Афинах?

– Рядом с Илисосом. Античное место.

Это сообщение позабавило его.

– Илисос протекает через весь город.

– Неправда!

– Уверяю вас. По большей части под землей, конечно.

– Мы живем далеко. На полпути к Пирею. Довольно заброшенные места, но не такие дикие, как мне показалось поначалу. На другой стороне реки стоят несколько домишек, и, разумеется, люди живут вдоль дороги. Они вполне дружелюбны: нас приняли, поскольку мы взяли на работу Анастею. Теперь мне там больше нравится. Это место в некотором смысле стало нам домом.

– Я был бы счастлив обрести дом.

Он рассказал ей, что когда только приехал, то остановился в «Гранд-Бретани». С прибытием миссии там стало слишком тесно, и ему нашли комнату в «Коринфе».

– Вам не на что жаловаться, – сказала она, но от волнения ее голос прозвучал слишком резко.

Он помрачнел, услышав в ее словах намек на то, что молодые военные обычно устраиваются в лучших отелях. Гарриет поняла, что ей надо срочно что-нибудь сказать, иначе между ними вновь воцарится напряженное молчание.

– Вы, кажется, очень хорошо знаете Афины, – заметила она.

– Я бывал здесь до войны.

– Вы уже тогда были знакомы с Куксоном?

– Мои родные дружили с ним. Я был у него, когда началась война.

– Здесь, должно быть, очень хорошо летом.

– Да, но над нами нависла угроза войны.

– Я знаю. Но лето было чудесным. У вас был отпуск?

– Не совсем. Я приехал сюда учить димотику[52].

– Вы занимались языками?

– Классическими.

– Так вы получили образование в этой области?

– Нет. Не успел. Я вернусь к этому после войны.

Она поняла, что он моложе ее на два или даже три года – немногим старше Саши. В его молодости было нечто блистательное, словно его только что произвели на свет. Ей казалось, что он ничего еще не испытал и ничего не совершил. Вся его жизнь была впереди. Чтобы продолжить разговор, она спросила:

– Вас, наверное, послали сюда, потому что вы говорите по-гречески?

– Да.

Он хохотнул, словно находил ее расспросы неуместными или наивными, и с улыбкой посмотрел на нее, ожидая продолжения, но ей уже не хотелось поддерживать разговор.

Обходя вокруг Акрополя, оба они ощущали напряжение, которое могло в считаные секунды перерасти в стычку.

С тех пор как Гарриет была здесь в прошлый раз, каменистые склоны переменились. Первые дожди пробудили землю к жизни. Каждый клочок почвы был покрыт крошечными побегами, такими нежными, что даже самый легкий шаг раздавил бы их.

Отсюда покрывающая Ареопаг зелень казалась не смесью желтого и синего, но первичным цветом – живым и ясным.

Когда они повернули за угол, им открылось море, и Гарриет поразило, сколько кучевых облаков клубилось над Пелопоннесом. Снизу между крышами Плаки они казались серыми лоскутами. С высоты же становилось видно, что облака отливают жемчужным, сизым и грозовым лиловым, будто в космосе что-то взорвалось. На востоке тоненькое светящееся облако плыло по небу, словно оторвавшаяся подкладка, и сияло золотисто-розовым на фоне голубого неба.