Они вышли на улицу, залитую ярким дневным светом. Впереди было еще два свободных часа.
– Чем бы вам сейчас хотелось заняться? – спросил Чарльз.
Этот вопрос был задуман как проверка, и по его тону Гарриет поняла, что ей полагается ответить тем же.
– Я еще никогда не была в церкви на Ликавитосе, – сказала она непринужденно. – Давайте сходим туда.
– Как пожелаете.
Он не стал скрывать своего разочарования и, зашагав к холму, даже не попытался изобразить интерес к предстоящей экскурсии. Гарриет почувствовала, что между ними разверзлась пропасть, и испытала мрачное облегчение, поняв, что ее это не расстраивает. Этим отношениям не суждено было зайти дальше.
Она спросила, какова вероятность нападения немцев. Он отделался общими словами: такая вероятность, мол, существует. Она существовала с самого начала.
– Ходят слухи, что немцы стягивают вооружение к границе, – заметила Гарриет.
– Всегда ходят такие слухи.
– А если нападения не будет, что, по-вашему, произойдет? Греки могут одержать победу?
– Не знаю. Сомневаюсь. У греков кончаются боеприпасы. Они говорят, что нынешних запасов не хватит и на пару месяцев.
– Но мы же можем послать им подкрепление?
– В этом не будет толку. Греки закупали оружие компании «Крупп»[55]
. Наши снаряды просто не подойдут.– А мы не можем послать им и оружие, и боеприпасы?
Он отвечал ей коротко, всем видом выражая скептицизм. На его лице проступила присущая ему мрачность; было очевидно, что он не разделяет воззрения Гарриет.
– У нас нет лишнего оружия. В Каире наши люди сидят без дела, потому что оружия не хватает. Будь у нас все ружья мира, всё равно остается проблема транспортировки.
– У нас не хватает кораблей?
– Мы понесли довольно серьезные потери, знаете ли!
Она искоса взглянула на него и увидела, что он держится отстраненно и сурово. Гадая, не пытается ли он напугать ее, она мягко спросила:
– Ну не может же всё быть так плохо? Вы что же, хотите сказать, что мы можем проиграть войну?
Он ответил с обычным своим саркастическим смешком:
– Думаю, мы всё же справимся. Как обычно.
Подъем был долгим. Дорога заканчивалась у дома Патерсонов, а дальше начиналась неровная тропа. Когда они дошли до церкви, солнце уже склонилось к горизонту и беленые стены порозовели в свете зимнего заката. По церковному двору гулял холодный ветер. Никого не было – только мальчик, торговавший лимонадом, собирал свои пожитки. Чарльз с недовольным видом ждал, пока Гарриет, опершись о стену, разглядывала безбрежное море домов, теряющееся в тени покрытой свежей зеленью горы Имитос. Она повернулась и спросила Чарльза, приходилось ли ему раньше бывать в этой церкви.
Он отвернулся. Казалось, что он оставит ее вопрос без ответа, но после паузы он всё же сказал, что бывал здесь на Пасху. В эту ночь греки устраивали паломничество к церкви со свечами, и издалека казалось, что по склону холма навстречу друг другу движутся две светящиеся реки.
– И что же, вы видели все церемонии? Погребение Христа, крестный ход?
– Разумеется.
– А в этом году их будут устраивать?
– Возможно, если всё будет хорошо.
Он отвечал неохотно, словно Гарриет вынуждала его, но, видя, что расспросы прекратились, он продолжил:
– Эвзоны воюют в Албании. Без них праздник будет уже не тот. В пасхальное воскресенье они надевают полное обмундирование: фустанеллы[56]
, шапочки с кистями, ботинки с помпонами. – Он вдруг рассмеялся. – Шествие оканчивается на площади… У девушек на веранде гостиницы были бенгальские огни, и они пытались стряхнуть их на юбки солдат.Гарриет улыбнулась и протянула ему руку.
– Если в этом году будет праздник, мы можем посмотреть его вместе.
Он взял ее за руку. Всё же что-то было не так. Опустив взгляд, он сказал:
– Мое назначение здесь – временное. Меня может и не быть здесь на Пасху. Вы же знали об этом, да?
– Нет, я не знала…
Она отошла от стены. Пейзаж утратил всякий смысл. Она вдруг ощутила, как холоден ветер, заметила, что солнце почти село. Они принялись спускаться.
Она представляла себе эти отношения долгими и постепенно развивающимися, в то время как он – теперь это было ясно – был одержим мыслью о том, как мало у них времени. Ее захватила фантазия о ленивой близости, совместном ожидании общей участи. Но это была лишь фантазия. Какая бы судьба ни ожидала их с Гаем, Чарльз ее не разделит. Возможно, им и самим не удастся спастись, но они могут хотя бы попытаться.
Чарльз же принадлежал к иному роду людей. Его целью было не спасение собственной жизни, но охрана окружающих. Сейчас, возможно, он был не в большей опасности, чем сама Гарриет, ему не грозила немедленная смерть, и всё же в этом сумеречном свете его облик поэтически преобразился. Теперь он напоминал ей одного из тех безвременно погибших героев прошлой войны, чьи портреты так мучили ее в юности. Его неиспорченная красота не годилась для жизни. Ему не суждено было выжить. Ей полагалась жизнь, в то время как он был романтическим персонажем, помеченным смертью.
У них не было времени.