Немногочисленные знакомые Гарриет были слишком погружены в происходящее, чтобы заметить ее. Она вошла и присела рядом с Беном Фиппсом, который наблюдал за хором с сардонической усмешкой, сунув руки в карманы.
Песня подошла к концу. Гай был недоволен. Он промокнул лицо платком и сообщил хористам, что им надо потрудиться. Всем остальным тоже предстояло работать! Пусть они всего лишь поддерживают главных певцов, всё равно им надо превзойти самих себя. А теперь начнем сначала! Он убрал платок, махнул мисс Джей, и все запели первый куплет.
Гай сбросил пиджак. Распевая во весь голос, он стащил галстук и расстегнул воротничок, после чего засучил рукава, но они тут же сползли, и, когда он размахивал руками, манжеты развевались в воздухе.
– Еще раз! – потребовал он, хотя хор еще не закончил. – Нам нужен пыл! Дайте мне больше пыла. Мы стараемся ради татойских летчиков. Им там, знаете ли, веселиться не приходится! Вложите в пение всю душу!
Видя, как Гай одной силой духа управляет поющими, Гарриет задумалась: как же ее угораздило выйти замуж за человека, с которым у нее так мало общего?
И всё же они были женаты; и, возможно, не отдавая себе в этом отчета, она вышла за него замуж именно благодаря их различию.
Хотя ее не тянуло к новым знакомствам и в компании она быстро уставала, Гарриет всё же гордилась широким кругом знакомств мужа и даже радовалась этому: ей казалось, что так она проживает эту жизнь – пусть и не напрямую. Но подобный подход означал отдаление. Не желая принимать участия в этом изматывающем деле, она отдалялась от Гая. В этом заключалась его суть. Если она не желала тянуться за ним, то тогда ей предстояло наблюдать за ним издалека, словно за смерчем. Она боялась, что однажды ей придется попрощаться с ним.
Хор исполнял песню снова и снова, пока молодых людей, едва держащихся на ногах от усталости, не распустили, после чего неутомимый Гай вызвал занятых в постановке. Оглядевшись, он увидел Гарриет и помахал ей, но времени разговаривать не было: Бен, Алан и Якимов уже встали.
Когда репетиция закончилась, Гай во главе шумной компании отправился на площадь Омония. Девушкам пора было возвращаться домой, и юношей отправили провожать их. Однако для Гая вечер еще не закончился. Он настоял на том, чтобы все остальные пошли выпить.
Миссис Бретт с подругами, опьяненные атмосферой вечера, позволили увлечь себя в «Алеко», куда обычно побоялись бы зайти. Когда они набились в безликую комнатку, окна которой были наглухо скрыты черными шторами, миссис Бретт пребывала в том же ликовании, что и на Рождество. Заметив Гарриет, она схватила ее за руку и прокричала:
– Вы счастливая девушка!
Гарриет улыбнулась:
– Пожалуй.
– Как же вам повезло! – Миссис Бретт огляделась и повторила, перекрикивая шум. – Какая счастливица!
Она была уверена, что выражает общее мнение. Наверняка так и было. Устроившись у стены, Гарриет наблюдала, как Гай ликует и сияет в центре компании. Она поняла, что для него не было ничего дороже такого бессмысленного дружеского веселья. Разумеется, она видела это и раньше. Ей вспомнилось, как его окружили восхищенные румынки в поезде, идущем в Бухарест; лицо его тогда вспыхнуло, словно от вина, он пытался обнять всех одновременно. Но способен ли человек, так зачарованный идеей общего, ценить что-то частное?
Встретив ее задумчивый взгляд, он протянул ей руки и втянул ее в общий круг.
– Как тебе «Мария Мартен»? – спросил он.
– Очень забавно. Летчикам наверняка понравится.
– Правда же?
Будь это великий труд, память о котором останется в веках, он и то не мог бы быть счастливее. Он не желал ее отпускать и, приобняв за плечи, втянул в общую беседу, словно она была всего лишь стеснительным ребенком.
Но она не была ребенком и стеснялась, только когда ее принуждали общаться со множеством малознакомых людей – как сейчас. Ему хотелось, чтобы она разделила его радость, а ей – только сбежать отсюда. Вынужденно оставаясь в средоточии веселья, она старалась улыбаться, а потом высвободилась, не в силах больше терпеть. Он поглядел ей вслед – озадаченно, немного печально, гадая, чего же еще ей не хватает. Но этот вопрос мучил его недолго. Ему задали какой-то вопрос о постановке, и он вновь погрузился в бурное море беседы, суетное и требовательное: реальную жизнь можно было отложить до завтра или послезавтра – или же до тех пор, пока за ним не явится сама смерть.
18
Когда Гарриет сказала Гаю, что пригласила на обед Чарльза Уордена, он ответил:
– Прекрасно! Но мне надо будет уйти.
– Я думала, ты будешь рад его видеть.
– Буду, конечно, но у меня во второй половине дня репетиция.
Гарриет также пригласила Алана. Узнав, что ожидаются двое гостей, Анастея воздела руки к небу и спросила, что же они будут есть. Ее муж служил ночным сторожем, и иногда ему удавалось занять очередь на рассвете и купить продуктов и на свою семью, и на Принглов. Но это становилось всё сложнее: иногда он простаивал в очереди по три часа и уходил с пустыми руками. Видя, в какое отчаяние пришла Анастея, Гарриет сказала, что купит что-нибудь в Афинах.