Друзья и герои

Вилла строилась в расчете на лето, и зимой там было очень холодно. Масла для обогревателей не было, и в солнечные дни в саду было теплее, чем в доме. Воскресенье выдалось солнечным и ветреным. Когда Алан пришел со своей собакой, Принглы отвели его на крытую террасу, чтобы выпить узо. Глядя на дорогу, где вот-вот должен был появиться служебный автомобиль, Гарриет сообщила:

– К нам присоединится Чарльз Уорден.

– В самом деле?

– Он же вам нравится, не так ли? Вы, должно быть, познакомились еще до войны.

– Да, мы были немного знакомы. Довольно избалованный юноша, вам так не кажется?

– Я бы так не сказала.

Такой ответ обескуражил Алана: он решил, что невежливо высказался о друге хозяев, наклонился и некоторое время возился с ошейником Диоклетиана.

По дороге проехал военный автомобиль. Гарриет посмотрела ему вслед, не веря, что он проехал мимо не по ошибке, но автомобиль так и не вернулся. Гай посмотрел на часы и сказал, что репетиция начинается в половину третьего.

– Думаю, нам пора обедать, – сказала Гарриет.

– А как же Уорден?

– Не можем же мы весь день его ждать.

В Афинах Гарриет удалось найти только картошку, и она велела Анастее запечь ее. Сев за стол, они обнаружили, что картошку превратили в пюре и подали в виде огромного белого пудинга.

Алан только рассмеялся, слушая извинения Гарриет.

– Для меня сейчас картошка в любом виде – настоящая роскошь. В Академии нам теперь подают только салат из листьев хризантем.

– А что, они съедобны?

– Если это не хризантемы, то я даже не могу предположить что!

Когда они положили себе пюре, Гарриет поставила блюдо с остатками на пол для Диоклетиана. Когда пес расправился со своей порцией, в комнату вошла Анастея и вскрикнула. Обычно она держалась кротко и спокойно реагировала на причуды хозяев, но теперь с искаженным от гнева лицом двинулась к Диоклетиану. Алан побледнел, у него перехватило дыхание.

Гарриет совсем позабыла об Анастее.

– Что же нам ей дать? – спросила она, но ответа на этот вопрос не было.

Гай сунул руку в карман.

– Дам ей денег.

– Зачем ей деньги? Она хочет есть.

Сама Анастея ничего не сказала. Махнув рукой, она собрала посуду и унесла на кухню.

После этого происшествия Гай торопливо ушел, а Алан и Гарриет отправились на прогулку. Они перешли Илисос и принялись бродить по сосновой рощице. Под влиянием морского ветра деревья здесь вырастали мелкими, стволы их были искривлены. На земле уже прорастала трава. Январь близился к концу, и лужи на глинистых берегах заблестели по-новому. Гарриет сказала, что воздух пахнет листьями. Алан ответил, что чувствует только ароматы пивоварни на Пирейской дороге.

Гарриет решила, что ей надо изменить отношение к жизни. Ей нужно было обрести независимость, порвать с прежними увлечениями и вместо этого погрузиться в работу и общение. Чарльз был позабыт; но, вернувшись на виллу, она спросила Анастею, не приходил ли кто в их отсутствие.

– Канис, канис![58] – только и сказала Анастея.

Так тому и быть, решила Гарриет.

19

«Извините за вчерашнее. Пообедаем сегодня?»

«Нет», – ответила Гарриет.

Посыльный вернулся через десять минут. Второе послание гласило: «Простите меня и соглашайтесь!» «Нет», – снова ответила Гарриет. В третьей записке говорилось: «Ужин и объяснения?» «Это невозможно», – написала Гарриет прямо на записке и отослала ее обратно.

– Нельзя, чтобы этот юноша тут целый день топал, – заявила мисс Глэдис Тукарри. – Он мешает моей сестре.

– Он нужен мне для работы, – отрезала Гарриет.

– Если это будет продолжаться, я пожалуюсь лорду Пинкроузу, – пригрозила мисс Глэдис, но посыльный больше не возвращался.

У мисс Глэдис тоже была пишущая машинка – новее и изящнее, чем у мисс Мейбл. Машинка стояла на бильярдном столе, и дважды в неделю конторский мальчик на побегушках переносил ее на стол мисс Глэдис. На этой машинке создавался трафарет для выходившего раз в две недели бюллетеня, который Якимов потом развозил на велосипеде. Создание трафарета было главным занятием мисс Глэдис, и эта деятельность расценивалась как священная. Обыкновенно мимеограф[59] стоял в углу, накрытый тканью. Мальчик снимал ткань и доставал краску. Затем мисс Глэдис, громко цокая языком, вздыхая и отдуваясь, прилаживала трафарет, после чего мальчик поворачивал ручку и аккуратно складывал копии. Когда их количество достигало двадцати, их передавали мисс Мейбл; та складывала бюллетени и убирала их по конвертам. Затем конверты передавали мисс Глэдис, которая крупным ученическим почерком надписывала адреса в соответствии со списком. На заключительном этапе вызывали Якимова, и тот появлялся в состоянии полной боевой готовности: в пальто, на брюках – велосипедные зажимы[60].

Все участники процесса вели себя так, словно совершали священнодействие. Все беседы велись исключительно шепотом.

Якимов, складывая конверты в сумку, тоже говорил шепотом и отправлялся в свое путешествие с крайне серьезным видом.