Друзья и герои

Гарриет взяла записку, которая гласила: «Вы пообедаете со мной сегодня?» Подписи не было. Она написала на записке: «Да» – и вернула ее. Мисс Мейбл продолжала стучать по клавишам, но мисс Глэдис потрясенно наблюдала за происходящим, словно вопрошая, до каких пределов может дойти подобное нахальство.

Чарльз Уорден ожидал у бокового входа. Он стоял с таким непринужденным видом, словно остановился всего лишь на мгновение и готов был уже идти дальше. При виде Гарриет он словно бы удивился, и она сказала:

– Кто-то пригласил меня пообедать. Я думала, что это вы.

– Так вы не были уверены? Это мог быть и другой человек?

– Я знакома и с другими людьми.

– Разумеется, – согласился он, но вид у него был серьезный и задумчивый, будто на самом деле он был не вполне согласен.

Она рассмеялась, и манера его тут же переменилась. Он словно сам подивился себе, после чего спросил:

– Куда мы пойдем? В «Зонар»?

Она согласилась, хотя ей не хотелось туда идти. Алан обычно обедал именно там и брал с собой Якимова. Туда также ходил и Бен Фиппс. Красота Чарльза и царившее между ними взаимопонимание могли привести к тому, что их дружба будет превратно понята. Дать повод для подобных заблуждений значило бы поступить несправедливо по отношению к Гаю. Но объяснить это Чарльзу непросто. Кроме того, Гай говорил, что ему безразличны заблуждения окружающих, – так зачем же ей мучиться сомнениями, юлить, скрываться и чувствовать себя виноватой?

Когда они подошли к «Зонару», заколебался уже Чарльз.

– Вы и в самом деле туда хотите? – спросил он. – Мы наверняка встретим знакомых. Пойдемте в «Зению»! Там всё еще прилично кормят.

– Да, я не против.

Никто из их знакомых туда не ходил. При мысли о шикарном ресторане Гарриет приободрилась, но «Зения» оказалась обшарпанным кафе. Стены были оклеены коричневыми обоями, на которых красовались павлины и древние египтянки, с потолка свисали люстры «Лалик»[54]. Гарриет была разочарована.

Все свободные столики были забронированы, и Чарльзу пришлось ждать, пока старший официант, не желая упускать английского офицера, сверялся со своим списком. В конце концов для них поставили еще один столик – прямо рядом с занавеской, отделявшей обеденный зал от знаменитой кондитерской, где майор Куксон покупал свои крошечные пирожные.

– Это место – словно пережиток двадцатых годов, – заметила Гарриет.

– Здесь хорошее вино, – обиженно сказал Чарльз.

В основном здесь обедали предприниматели, но попадались среди них и военные: греки, получившие увольнительные, и англичане из миссии. Атмосфера царила унылая, и, хотя вино и в самом деле оказалось неплохим, призванная имитировать французскую кухню еда показалась Гарриет куда хуже простого рагу из таверны.

Чтобы избежать пристальных взглядов Чарльза, Гарриет наблюдала за посетителями кондитерской за шифоновой занавеской кофейного цвета. Некоторые заходили в магазин украдкой, другие держались непринужденно или всем своим видом демонстрировали, что торопятся. Они выбирали пирожные, которые им подавали на блюдце с маленькой вилочкой, а потом жадно поглощали их – со скоростью, которая выдавала постоянный голод. В присутствии Чарльза Гарриет мутило от тревоги, и она стала спрашивать себя, к чему это всё и зачем поощрять то, что привело ее в такое состояние?

Она сидела, положив руки на стол, и вдруг ощутила прикосновение: Чарльз провел по краю ее ладони мизинцем.

– Скажите мне, почему вы вчера плакали?

– Не знаю. Особой причины не было. Наверное, я испугалась.

– Налета? Вы же знаете, что Афины не бомбили.

– Меня испугали выстрелы.

Он снова раздраженно хохотнул. Это, по-видимому, было его привычкой. Он не стал даже притворяться, что поверил ее объяснениям. В Гарриет снова всколыхнулась былая неприязнь, и ей захотелось уйти и больше с ним не видеться.

Обоих охватило вялое ощущение неудачи. Чарльз был мрачен. Гарриет ощущала, что он мысленно корит ее – за то, что привлекла его, за то, что молчит. Глядя на нее светлыми глазами, он спросил:

– Сколько вы уже замужем?

– Мы поженились прямо перед войной. Гай приезжал домой в отпуск.

– Вы были давно знакомы?

– Всего несколько недель.

– Вы поженились в спешке?

Вопросы звучали иронически, почти насмешливо, и ей захотелось вывести Чарльза из себя.

– Не совсем. Мне казалось, что я знаю его всю жизнь.

– А на самом деле? Вы знали его?

– Да, в определенной степени.

– Но не до конца?

Понимая, что он мстит ей за недостаток откровенности, она преисполнилась ощущением собственной силы и сдержанно ответила:

– Не до конца. Невозможно познать кого-либо до конца.

– Но вы по-прежнему находите его прекрасным?

– Да. Возможно, чересчур прекрасным. Он воображает, будто может сделать всё и для всех.

– Но только не для вас?

– Меня он полагает частью себя самого. Он не считает, что должен что-то для меня делать.

– И вас это устраивает?

Вокруг толпились люди, ожидавшие, пока один из столиков освободится, и Гарриет воспользовалась этим, чтобы предложить:

– Может быть, нам пора?

– Вы же почти ничего не съели.

– Я не очень голодна.