Друзья и герои

Оба ее спутника предпочитали выпивку еде, но Гарриет хотелось поесть, а не выпить. Голод сделал ее раздражительной, и ей казалось, что она слишком много времени проводит под стражей Фиппса и Гая. Кроме того, ее злило сумасбродство Гая. Каждое его слово, казалось, только подтверждало это. В прошлом она жаловалась, что ей недостает его общества. Теперь же его было слишком много.

Ковыряя вилкой серые скользкие кишки, она слушала, как Фиппс повторяет слова Хемингуэя, сказанные в ответ на замечание Фицджеральда: «Богатые люди не похожи на нас с вами».

– На это он сказал: «Да, у них больше денег!» – с восторгом объявил Фиппс.

Гарриет сердито на него уставилась:

– Полагаю, вы с ним согласны?

– А вы нет?

– Нет. Я считаю, что такой ответ больше говорит о самом Хемингуэе и его неведении. Он просто не понял, что имел в виду Фицджеральд.

– Вот как! – Бен снисходительно улыбался. – И что же он имел в виду?

– Он имел в виду, что подобное отношение к жизни можно купить только за деньги.

– Мне так не показалось.

– А должно было бы. Вы достаточно времени проводили с Куксоном.

– Он меня развлекал.

– А вы – его. Говорили, что вы были придворным шутом Фалирона.

– Во всяком случае, я смеялся над ним и его деньгами.

– Что ж, можно защищаться и так.

– Защищаться?

– Вы же знаете, что смех – это механизм самозащиты? Мы смеемся над тем, чего боимся.

– Она шутит, – вмешался Гай, но Бен Фиппс прекрасно понимал, что Гарриет не шутила. Он утратил всю свою снисходительность и явно с трудом удерживался от того, чтобы нагрубить ей.

Она не нравилась ему в той же степени, в какой он не нравился ей, – так зачем же тратить свою жизнь, выступая публикой для человека, которого презираешь? Что же до Гая, который сидел рядом с ними, неловко улыбаясь, то сейчас он казался Гарриет надзирателем, удерживающим ее рядом с ненужными ей людьми за неинтересными разговорами. Брак не стал для нее отдушиной, только глубже загнал ее в тюрьму собственного рассудка. Теперь она остро ощущала течение времени: ей казалось, что вместо жизни ей подсунули какую-то подделку.

Вечер продолжался, и Фиппс, как и следовало ожидать, вернулся к теме мировых зол. Чаша терпения Гарриет переполнилась. Услышав в очередной раз про загадочный банк «Зоиппус», она взорвалась:

– Нет никакого банка! Нет и никогда не было. Уверена, что евреи не финансировали Гитлера. Ватикан совершенно точно не имел дела с концерном «Крупп», Уолл-стрит и «Бетлехем Стил»[66]…

– Да ни черта вы не знаете! – перебил ее Бен Фиппс.

Гарриет увидела ненависть в его маленьких глазках и с такой же ненавистью сказала:

– Какой же вы уродец!

Челюсть Фиппса отвисла. Было видно, что эти слова его задели.

Гай был тоже потрясен.

– Дорогая! – с упреком сказал он.

Гарриет вскочила, чуть не плача, и поспешила прочь из ресторана. Гай перехватил ее в вестибюле.

– Вернись, – сказал он.

– Нет! – Гарриет была в ярости. – Почему ты заставляешь меня слушать Бена Фиппса? Ты же знаешь, что я его не переношу!

– Он же мой друг.

– Чарльз Уорден был моим другом.

– Это совсем другое…

– А я так не считаю. Тебе нужно общество Фиппса, а я предпочитаю Чарльза.

– Но он же не нужен тебе. У тебя есть я.

Гарриет ничего не ответила.

Задетый и озадаченный Гай попытался ее урезонить:

– Почему тебе не нравится Бен? Он куда интереснее тех, кто тебе нравится! Алан Фрюэн ужасно скучен, а Чарльз, конечно, приятный малый, но очень уж серьезно к себе относится. Он совсем незрелый.

Гай смотрел на нее, ожидая, что она согласится с его словами. Когда этого не произошло, он добавил:

– Хотя он, конечно, хорош собой. Полагаю, это важно.

– Хорош, это правда, но это здесь ни при чем. Когда мы впервые встретились, я подумала, что у него надменное, неприятное лицо.

– Теперь ты так не думаешь?

– Нет.

Гай склонил голову и нахмурился, пытаясь скрыть тревогу.

– Ты хочешь от меня уйти? – спросил он.

– Господи, нет, конечно, об этом и речи нет.

Гай опустил голову еще ниже и, умирая от смущения, продолжал:

– Полагаю, ты хочешь завести с ним роман?

– Ну знаешь ли!

Этот вопрос шокировал Гарриет. Ответить на него, впрочем, было невозможно.

– Об этом не может быть и речи. Как будто это возможно сейчас. Всё так переменчиво, у людей нет ни времени, ни возможности… Но дело было не в этом. Мне просто было одиноко.

– Теперь же тебе не одиноко. Мы всё время куда-нибудь ходим с Беном.

– Бен мне опостылел.

– Дорогая, ты же знаешь, что я не хочу тебя чего-либо лишать.

– Лишать чего? Чарльз здесь ненадолго. Мне просто хотелось бы с ним видеться.

– Очень хорошо. Но пока что вернись за стол. Будь дружелюбнее с Беном. Он знает, что уродлив, так что незачем говорить об этом. Будь хорошей девочкой и извинись перед ним.

– Я и правда сожалею. Мне не хотелось его оскорблять.

– Пойдем же.

Гай взял ее за руку и повел обратно в обеденный зал.

22