Друзья и герои

Хотя Чарльзу и удалось увести ее от остальных, разговаривать он был не расположен. Гарриет говорила что-то и задавала вопросы, но ей не удавалось добиться от него ни слова. Его вечная мрачность вызывала у нее чувство поражения. Зачем столь бездарно тратить время? Он был так придирчив и так мелочен – и, однако, при мысли, что через несколько дней он уедет и они могут никогда больше не встретиться, ее охватывало отчаяние.

Война означала, что жизнь постоянно приходилось откладывать на потом. Но люди не переставали стареть. Когда началась война, Гарриет был двадцать один год. Сколько ей будет, когда всё закончится – если это когда-нибудь закончится? Зачем упрекать Гая в том, что он впустую тратит свои силы, если сама жизнь проходит впустую? Чем еще ему заняться? Во время войны посредственности достигали невиданных вершин, в то время как поистине выдающиеся люди гнили без дела или умирали на поле боя.

Что же до Чарльза, располагавшего куда большими возможностями, – каково ему было осознавать, что его молодость тратится зазря? Разумеется, он не жаловался: воспитание и образование не позволяли ему жаловаться. Но не были ли его вспышки гнева или периоды молчания выражением какого-то тайного несчастья?

Гарриет молчала, пока Чарльз не сказал:

– На вершине горы Пендели есть тропа, по которой очень приятно гулять. Надо будет нам как-нибудь туда сходить.

Гарриет посмотрела на черневшую на фоне звездного неба вершину.

– А нам можно туда подняться?

– Думаю, да. В любом случае я могу достать разрешение.

– И когда мы туда пойдем?

– Надо подождать, пока погода не наладится. На вершине может быть холодно, и там нет никакого укрытия от дождя.

Казалось, их ссора была позабыта. Несмотря на полную неопределенность, они планировали эту прогулку, веря, что всё получится. Гарриет предположила, что Гай тоже заинтересуется этим маршрутом, и они стали обсуждать, кто еще может к ним присоединиться.

За разговором они вернулись обратно и порешили назначить прогулку на начало апреля.

– Например, первое воскресенье апреля, – сказал Чарльз.

– А вы еще будете здесь?

Чарльз промолчал и, только дойдя до конца тропинки, пробормотал:

– Откуда мне знать?

В зале хор, выходя в очередной раз на бис, пел:

Какой сюрприз для дуче: греки ничуть не лучше!

Гарриет и Чарльз пошли за сцену, где должны были подать угощение. Деревянные подносы, накрытые оберточной бумагой, были составлены башней. Актеры, занятые в постановке «Марии Мартен», уже переоделись в повседневную одежду и ждали еды. Хористы прощались с публикой, и, когда зал наконец опустел, Бен Фиппс хлопнул в ладоши и заявил:

– Ну что ж, закусим. Mein Gott, ich habe Hunger![71]

– Как и мы все, – ответил Якимов, буквально подвывая от радостного предвкушения. Он шагнул к подносам, но миссис Бретт оттолкнула его:

– Значит, так, князь Яки. Я здесь главная. Церемонию открою я.

Она сняла верхний поднос и убрала бумагу. Поднос был пуст. Поднос под ним тоже оказался пуст. Пустыми оказались все подносы. Судя по крошкам, оброненным вишенкам и смятым бумажным стаканчикам, когда-то там всё же была еда.

Местные жители, которых наняли, чтобы таскать стулья и помогать на сцене, толпились со своими женами у черного входа. Они молча, безо всякого выражения на лицах наблюдали за происходящим. Миссис Бретт налетела на них, сыпля упреками на смеси греческого и английского.

Смущенно ухмыляясь, они качали головами и разводили руками, показывая, что у них ничего нет, они ничего не знают.

– Они были голодны, – сказал Гай. – Не будем больше об этом.

– Мы все голодны. И мы непременно поделились бы с ними.

Миссис Бретт вновь налетела на рабочих:

– Если вы съели не всё, то где остальное?

Местные недоуменно переглядывались. Кто знает?

Их удивление было таким убедительным, что некоторые стали подозрительно поглядывать на Якимова, но он был совершенно очевидно разочарован. Он собрал и съел все крошки и закусил вишней. Облизав палец, он собрал последние крошки и пробормотал:

– Это был кекс.

– Надо было охранять еду, – сказала миссис Бретт. – Но подобные идеи вечно приходят в голову слишком поздно.

Усталые артисты отправились за своими пальто. Бен Фиппс, увидев телефон, схватил трубку. Телефон оказался подключен.

– Минутку! – крикнул он Гаю. – Давайте выясним, нет ли новостей.

Он позвонил в «Стефани». Остальные толпились вокруг, пока Бен, оглядывая их, кричал в трубку:

– Подписали, да? Подписали!

Он с важным видом кивнул Гаю:

– Ну, что я говорил? Пока вы демонстрировали свою солидарность, всё закончилось. Павел заключил очень выгодную сделку. Немцы будут соблюдать суверенитет территории Югославии.

Они залезли в грузовик и устроились поближе друг к другу: ночной воздух был холодным. Гай всё распространялся о своей вере в югославов:

– Они никогда не заключат союз с Гитлером.