Дубовый листок

— Что же вы. господин Наленч, стоите, как неживой? Вид у вас совсем не тенгинский, — сказал полковник. — Рота ваша нынче невелика, в ней всего шестьдесят человек, но каких! Я всегда говорю, что кавказский солдат стоит двадцати российских!

Я принял роту с новыми унтерами и одним барабанщиком. Ни одного горниста, чет даже писаря. Ну что ж! Я сделал писарем одного вольнопера. И все-таки это была рота — большой человек, а я его голова!

— Буду просить отдых тенгинцам, — сказал Хлюпин. — Два года мундиров не строили, штыки погнуты, переломаны, ложа ружейные в трещинах, затворы не работают. Куда это годится! И музыкантов нет! Как можно без музыки?

На этот раз Хлюпина послушались Какой-нибудь месяц прошел — и люди начали оживать! Чинили амуницию.

ружья, шили мундиры, отлеживались в госпиталях, словом приобретали «тенгинский» вид. Полковник Хлюпин начинал утро с заглядывания в каждый уголок. Что-то в нем было от генерала Дверницкого, и я подолгу смотрел на него. Он это заметил.

— Вы что, гипнотизируете меня, господин подпоручик?

— Напомнили первого командира, вот и смотрю…

— А кто ваш первый командир?

— Генерал Дверницкий.

— A-а… Слышал… Хороший, говорит, был генерал! Умница. Только вот пропал ни за что со своей волынской авантюрой.

— То не было авантюрой, — сказал я с прежним волнением. — Генерал Дверницкий был уверен, что идет за правое дело… Но он ошибался…

— Может быть, может быть… Не хочу оскорблять вашего генерала, господин Наленч. Надеюсь, вы это поняли?

— Да, господин полковник.

— А теперь вот что: я слышал, вы любите поэзию. У нас в полку есть прапорщик Федоров. Он там что-то пописывает. Конечно, не Лермонтов, но все же… Свяжитесь с ним и организуйте театр. Чтобы в рождество развлечь наших многострадальных братцев.

Я это выполнил, и к рождеству у нас был спектакль. Занятий до января не было. Хлюпин распустил солдат и разрешил наниматься на вольные работы, чтобы они поправили свои дела к новому году.

Глава 67

Полковник Хлюпин предложил мне поехать на целый год в Харьков. Там, при резервной пехоте одного из армейских корпусов, обучались достойные стать офицерами.

— Хотел предложить вам еще в начале года, когда был получен высочайший приказ о комплектовании Кавказского корпуса образованными офицерами, да вы заболели, а потом убыхский поход…

Меня бросило в жар. До сих пор я считал, что образован не хуже других подпоручиков. Хлюпин это заметил.

— Прошу не думать, что считаю вас необразованным офицером. Но более подходящих курсов нет… С тех пор, как вы учились, прошло, как-никак, десять лет, и в военных науках появилось кое-что новое. Кроме того, как иначе вы отдохнете? Хотите вы такую командировку?

— Хочу, господин полковник.

Вот так после нового года я очутился в Харькове и снова начал учиться. Впервые за одиннадцать лет я отдохнул в истинно мирной обстановке. Целый год ел, пил и спал по-человечески и запоем читал! Не видел и не нюхал крови, не слышал стонов и канонады. Но теперь я, русский подпоручик, не жаждал войны и ее приключений, а обучаясь воинственности, ненавидел войну и удивлялся, как много еще разных людей видят поэзию в кровопролитиях!

…Несмотря на то, что прошло столько лет, я продолжал тосковать о брате. В моих воспоминаниях он был тем же мальчиком, а на деле должен быть взрослым… если он жив. А жив ли, счастлив ли, помнит ли меня?

После некоторых колебаний я послал на Волынь к дяде Теодору одно за другим три коротких письма с просьбой ответить на Харьков. Думал, может быть, хоть одно из них дойдет. Ответа я не получил.

…В конце января я возвращался в полк через Керчь, где ожидал больше суток. Вечером зашел в ресторацию поужинать. В зале шум, звон бокалов, даже застольные песни — не то кого-то провожают, не то встречают или чествуют по случаю производства… Прошел вглубь, подыскивая спокойное место. Вдруг слышу из угла:

— Господин Наленч! Ищешь места? Садись!

Оказывается, это сам Григорий Христофорович Засс. Пьет вино, и вид у него какой-то осунувшийся. Я подошел, поздоровался, сел.

Засс подозвал кельнера, приказал принести еще вина и второй стакан.

— Пей! Мы с тобой, кажется, еще никогда не пивали…

— Что вы! А когда украли армян у черкесов… И еще много лет назад, когда я у вас свой первый кавказский Новый год встречал… Ну как, скоро ли поведете нас на каких-нибудь абадзехов?

Багровое лицо Засса изобразило недоумение. Он промычал что-то неопределенное и осушил стакан. Я осведомился, как поживают Нарышкины, и попросил передать им привет.

Засс опять недоумевающе посмотрел на меня. Приподнял брови.

— Постой! Ты сейчас откуда?

Объяснил: возвращаюсь на Черноморию после годичного отсутствия.

— A-а… Ну тогда понятно. — Нервно побарабанив пальцами по бутылке, Засс заявил — Привет Нарышкиным передать не смогу. В Прочный Окоп уже не вернусь.

Я был ошеломлен. Засс уставился на меня красными, как у кролика, глазами.

— Удивлен? Так знай: я не сам ушел из Окопа. Меня ушли. Пей! Может, хочешь спросить, за что ушли Засса Не проворовался ли, как Дадиини и десятки других? —