В поместительном кабинете хозяина, человека по всем отзывам просвещённого, вольтерьянца, даже масона, игра кипит до утра. На двух, на трёх громадных столах испытывают фортуну в банчок; старички за другими, поменьше, в цветных атласных камзолах, в белых пудреных париках, с обсыпанными алмазами табакерками — знак благодарности государыни, сражаются в пикет или в бостон. Ассигнации и золото грудами. Банк мечут Рахманов, Чертков, Киселёв, Дурново и Раевский, понтирует множество известных особ.
Под утро, изнеможённые, в поту, с посерелыми лицами, садились за ужин. На обильных столах бездна яблок и груш, хоть на дворе в середине зима, в разгаре весна; осётры в полстола, стерляди, сливочная телятина, гречанки-индейки, каких он отродясь не видал. Шампанское текло как вода. Хозяин с хозяйкой по очереди подходили к каждому гостю, приглашали откушать да выпить ещё бокальчик вина.
Самые оживлённые разговоры в танцах и за столами: кто и к кому сватался; кто успел, а кто не успел; кто сколько приданого взял, кто награжденье схватил. Молодой человек, воротом мундира укрытый до самой макушки, утопив подбородок в высоченном жабо, поверял приятелю свои неудачи:
— Я бы уж нынче достиг до полковника, да батюшка упустил случай обо мне князя просить, а ведь батюшка с князем даже очень знаком.
Другой, с большим бриллиантом в булавке, сетовал не таясь, что старик его зажился, а давно бы пора помереть, лет тридцать в отставке, куда ещё, он же мог бы располагать отцовым именьем, жить преотлично, отправиться в европейский вояж:
— Помилуй, что увидишь, что узнаешь в здешней глуши!
Иногда подплывал к нему раскрасневшийся дядя, мокрый от пота, пыхтя от удовольствия или усталости — нельзя разобрать, и важно указывал на какой-нибудь раритет:
— Вон, погляди, старичок, на ножках тонких, как лучины, крошечный весь, худерьба, мордочка с твой кулачок, в дамский ридикюль поместится весь с каблуками, а в молодые лета красавец был писаный и толщины необъятной, при графе Чернышеве служил, адъютант. Такому-то, кажется, куды в адъютанты? Так вот ты поди-ка, и тут заслужил: в особенной колясочке ему было дозволено сопровождать графа Зиновея, тогда как прочие скакали верхом. Вот так-то, брат, какие люди, гляди!
А ещё, кроме званых, громко объявленных, водились тихие балы, когда велели всех и каждого зазывать, кто являлся утром поздравить с днём ангела. Если особняк именинницы, именинника возвышался где-нибудь у Трубного на углу, вся Поварская бывала запружена экипажами: коляски, каретки, рыдваны вереницей тянулись по обе стороны до самых Арбатских ворот. В гостиные бывал втиснут весь город, от главнокомандующего в звёздах до студента в синем мундире с малиновым воротом: граф Ростопчин, Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, Обрезков, князь Вяземский, сенатор Алябьев, Мухановы, князья Голицыны, Марков, Кутузов, Волконский, Матвей Григорьич Спиридон, Лопухины, Мамонов, Обольянинов, граф Салтыков и неразлучный с ним Брок.