Духота

И подмигнул в сторону подноса, где сидела стайка выпеченных из теста жаворонков с изюминками глаз. Этих птах всегда раздавали в день весеннего равноденствия.

Запели Херувимскую. Архиерей вынимал частицы из больших просфор. Все находящиеся в алтаре, сначала – старшие, затем – младшие, прикладывались губами к плечу епископа, испрашивая молитв. В синем дыму кадильниц келейник подошёл к Владыке на заплетающихся ногах:

– Помяни, Просвещённейший, непраздную Светлану!

Скоро, скоро станет солнце больше светить, заглядывая в храм сквозь ажурные проёмы, просвечивая в алтаре двухметровый холст с Иоанном Крестителем. И, как будто на палимпсесте под лучами рентгена, проступит на полотне тень от решётки, на которой вертится воробей.

Распахните настежь золотые страницы Фрэзера, все окна, все двери; летите на волю все птицы, снимайте крышки со всех сундуков, кастрюль, коробок, отвяжите от дерева причаленную лодку, выньте патроны из ружья – Лана в роддоме!

В больнице архивариусу всучили халат и сказали, чтобы помог: не хватает санитаров. Повели, как студента-практиканта, через палаты с растопыренными вспученными женщинами.

Он увидел на столе вылезшие из-под простыни знакомые-презнакомые ступни с чуть скрюченными пальцами. Рядом с обиженным стоном корчилась другая роженица, лейтенант внутренних войск. Она успела нажаловаться беременным соседкам, как много чёрствости и злости у заключённых, как лагерники доводят её до слёз, путая перекличку. Эти сволочи набираются вежливости в железобетонном карцере быстрее, чем на плацу!.. Теперь ей довелось мучиться под одной крышей с женой бывшего острожника… Чёрт знает, почему повитухи уделяли девке больше внимания, чем ей!

– Вы где работаете?.. В церкви?.. Ой, как интересно! – вокалировала медуза в накрахмаленном чепце, принимая роды. – А жена у вашего архиерея есть?

В пяти шагах от архивариуса на руках акушерки благостно матерился закованный в пелёнки сиреневый комок.

– Девочка! – огорошила медсестра.

– Ты недоволен? – в голосе жены извиняющиеся нотки, на лице – пепел.

– Бери! – рубанул санитар. – Там поговорите.

Смущённо улыбаясь, муж схватил носилки.

По дороге в палату чадородица спрашивала, получил ли архивариус зарплату.

– Принеси, пожалуйста, шампанское, цветы. Врачи очень помогли!

Когда ребёнка везли из роддома, навстречу выскочила машина. В кузове – гроб, памятник из железа, люди.

Одного провожали в жизнь, а другого из неё выпроваживали.

В первую ночь отец почти не спал. Чуть всхлипнет «пакет генетической информации» – стремглав с постели к детской кровати рядом с диваном млекопитательницы. Лана не выключала настольную лампу, поставив её подле колыбели на пол; приподнималась и успокаивала мужа.

Крестили девочку в Вербное воскресенье, перед Пасхой.

Стол на крестинах ломился от осетрины, чёрной икры, салатов из свежих помидоров, сазана под майонезом, заливной рыбы с лимончиком и петрушкой, ликёров, вин. В памяти архивариуса скользнула банка обетованных консервов в студенческой общаге, которую ему приносил рыжий друг, приехавший к ним на праздник вкупе с московским поэтом.

– Доченька, – оповестил их Вик, – родилась доношенной, с хорошим весом, с устойчивым характером стула, ни рахита, ни яйцеглистов. Но вот беда – с физиологическим косноязычием: сколько ни бьёмся, не может правильно произнести: «Слава КПСС!».

Крёстный отец привёз Нике потемневший серебряный крестик с вычеканенной на обороте строкой: «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его…» и тонкую фарфоровую чашку. На её боках плыли в дальние страны каравеллы. Поднося презент родителям, поэт процитировал Шиллера:

С тысячью гордых судов пускается юноша в океан,

Чуть уцелевший челнок к пристани правит старик.

Батюшка Василий, окунавший виновницу торжества в купель, довольно быстро стал править свой челнок к спинке дивана, оперативно опустошив бутылку коньяка. Соборный протодьякон и два протоиерея дружными голосами старательно выводили по прихваченным с собой нотным листам:

– Жжжили двенадцать ррразбойников!..

И, казалось, будто за столом веселится не духовенство, а ватага мальчишек с белыми хрустящими кочанами капусты. Весь месяц её возили в город набитые до отказа грузовики. Присев на завалинке, пацаны жуют не то упавшее, не то спёртое с машин.

И не так сладка сама капуста, как приятен каждому дух общности и отваги…

Архиерей на торжестве отсутствовал. Сделал вид: приболел.

– Зачем затеваете шум? Приглашаете почти всё духовенство! Вы и без того заметная фигура. Комиссарову не понравится… Снова пригонит к вам душегубку!

«Душегубка» представляла из себя старомодный автобус с плотными шторками на окнах. Распустив павлиний хвост спиралевидной антенны, застрял в двадцати метрах от цитадели келейника. Днём молчал, а вечером, когда архивариус возвращался в свой кошкин дом, мотор просыпался, гудел.

Муж не придавал этому значения.

– Радиохулиганов, вероятно, ловят… чтоб не засоряли эфир.