В первой половине пятнадцатого века на Руси существовал один из самых древних обрядов, нечто вроде духовной драмы под названием «Пещное действо». Это действо ставили в Москве, Новгороде, Вологде и других городах накануне Рождества Христова. В церкви, на амвоне, сооружали массивную круглую деревянную печь, напоминающую трёх-четырёхярусный иконостас. Её расписывали золотом и красками, изображали на стенках святых, внутри ярко освещали свечами. В первом ярусе были проёмы, отверстия, через которые можно наблюдать, что творится в печной утробе.
Шили по заказу костюмы: для жертв Навуходоносора – белые стихари с бархатными оплечьями, для палачей – платья из красного сукна, отороченного горностаем. Шапки-венцы для отроков украшали крестами, литыми из серебра. На роли Анании, Азарии и Мисаила тщательно выбирали красивых парней из певчих архиерейского хора.
Горожане, народ из окрестностей и деревень, диаконы, священники, епископ, а в Москве царь и царица, бояре с радостной серьёзностью отправлялись на праздник. Начиналось действо в субботу на великом повечерии и продолжалось на другой день, в воскресенье.
После острой перебранки мучители втаскивали связанных противников идолобесия в печь и затворяли двери. Под печь влезал ражий детина и раздувал там горн с горящим углем. Юноши, «разжигаемые любовью к благочестию», пели «Благословлен Бог наш…»; чекисты Навуходоносора грозили им и кочегарили ещё жарче.
Но вот в печь слетал дивный ангел (заранее приготовленное подобие), опричники персидские падали навзничь от страха, диаконы искусно подпаливали им края одежд в память о том, как сгорели настоящие палачи, когда бросали в жерло топки самоотверженных друзей.
Отроки крестились и трижды вместе с ангелом триумфально шествовали в печи по кругу. Затем ангел улетал. Мучители кричали жертвам: «Неймёт вас ни огонь, ни смола, ни сера!» и выводили ребят из печи по одному к архиерею. Молодёжь кланялась Владыке, пела ему «Многая лета» и удалялась в алтарь. Богослужение продолжалось, и в положенный момент протодиакон читал во всеуслышание внутри печи Евангелие.
В память о тех бесстрашных парнях, чью веру не сломил персидский крематорий, Церковь на вечерних службах постоянно поёт несколько стихов канона, хотя само «Пещное действо» уже ушло в историю. Последний раз оно было поставлено русскими эмигрантами во второй половине двадцатого века в Нью-Йоркском кафедральном соборе Св. Иоанна Богослова. Не исключено, что за рубежом при постановке «Пещного действа» были использованы оригинальные духовные песнопения видного русского композитора Александра Кастальского, автора многих религиозных вокальных композиций и поныне звучащих в наших храмах. Кроме Кастальского к «Пещному действу» проявил внимание в 1970 г. ленинградский композитор Валерий Гаврилин, создавший одноимённую оперу. Она прозвучала в том же году в концертном исполнении в городе на берегу Невы. А ещё ранее режиссёр Сергей Эйзенштейн включил фрагменты «Пещного действа» в кинофильм «Иван Грозный».
Библейские события, описанные в книге пророка Даниила, их воспроизведение в шестнадцатом веке на Руси… Казалось бы, всё это так далеко от нас… Но не похож ли наш мир на раскалённую печь, внутри которой ходит горстка христиан, которых спасает Ангел Великого Совета Господь наш Иисус Христос?
Аминь.
Глас в пустыне
Помните ли вы тот день, когда мать или бабушка, может, тайком от отца и соседей, впервые привела вас в церковь? Вам было лет пять или семь, и вас, вероятно, поразила невиданная доселе торжественная, непонятная красота внутри храма. В пламени свечек, сиянии икон, среди вздыхающих, крестящихся, а кое-где и плачущих женщин, бабушка тихо водила вас по храму и что-то шептала такое новое, такое ласковое. И в тот час вас, вероятно, ничто так не поразило, как Человек, Который распахнул разбитые в кровь руки на кресте. Вам грезилось, будто именно Его отрубленную голову на блюде вы видели на иконе в другом углу.
Шли годы, под лепет пятилеток безбожия вы стали взрослыми, и когда встречали в городе или деревне на блюде площади, как отсечённую голову Иоанна Крестителя, закрытый храм, не закрадывалась ли вам в сердце, словно в детстве, некая тревога? Двери храма, как веки, были сомкнуты, а вокруг, точно во дворце Ирода, шумел житейский пир.
На пьяном торжестве у Ирода дочь Иродиады, жены царя, покорила властителя Иудеи чувственной пляской. Царь сгоряча поклялся дать ей даже полцарства, коли попросит. Потная балерина потребовала смерти арестованного пророка, который пришёл из пустыни в столицу и принялся, призывая народ к покаянию, не только крестить людей в водах Иордана, но и громогласно обличать Ирода за то, что тот взял в жёны супругу брата своего Иродиаду.