Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)

Въ театр американецъ не снимаетъ шляпы до тхъ поръ, пока не найдетъ своего мста и не сниметъ пальто, которое подложитъ подъ себя. Въ театрахъ варьетэ и въ комической опер онъ совсмъ не снимаетъ шляпы, но снимаетъ сюртукъ, а въ жаркое время — и жилетъ. Когда янки входитъ въ комнату, онъ, нисколько не стсняясь, часто остается въ шляп. Въ этой стран принято, чтобы каждый поступалъ по своему собственному желанію. Приходитъ ли янки къ обду, онъ усаживается за обденный столъ, какъ на какую-нибудь рабочую скамью, не длая ни малйшаго различія между удовольствіемъ и работой, ни мало не чувствуя себя чмъ-нибудь обязаннымъ передъ хозяиномъ или хозяйкой. Только за обдомъ предлагаютъ прохладительное, и поститель можетъ отказываться отъ него такъ же какъ и отъ всякаго кушанья. Онъ обдаетъ, какъ-будто его наняли для этого; онъ поглощаетъ свой ростбифъ съ большою ловкостью, чисто по привычк; онъ при этомъ не чувствуетъ никакого удовольствія, онъ бросается на ростбифъ съ геройскимъ мужествомъ и на лету разрываетъ его. Все должно кончиться во столько-то и столько минутъ, ему некогда тратить времени на изящное обращеніе съ такимъ пустякомъ, какъ ростбифъ.

Когда онъ такимъ образомъ окончитъ свою ду, онъ встаетъ изъ-за стола, не говоря ни слова, не кивнувъ головой, даже если онъ гость.

Его благодарность заключается въ полнйшей неблагодарности. Какъ-то разъ я забылъ объ этомъ обыча и слегка поклонился; смущеніе хозяйки было очень велико, но мое смущеніе было еще больше, когда она отвтила на мой поклонъ слдующими словами: «Благодарю васъ, я не танцую».

«Ахъ да», сказалъ я, извиняясь, «танцы, кажется, совсмъ не приняты посл ды», и мы простились.

Духовная неразвитость придаетъ американскимъ обычаямъ отнюдь не идеальный, а національный характеръ.

Новые, съ иголочки, демократы, которые считаютъ свободу произволомъ, а въ піэтизм лишь видятъ безсодержательную форму, эти демократы переняли обычаи пригородовъ старой аристократической страны. Американецъ въ знакъ привтствія испускаетъ крикъ, состоящій изъ безсмысленнаго набора словъ, лишеннаго всякаго духовнаго содержанія и составляющаго лишь восклицаніе.

Если иностранецъ, вставая изъ-за стола, не долженъ поклониться, то это не есть безцеремонность; это не примръ «простоты» и «естественности», за которую везд восхваляютъ американцевъ; наоборотъ, это безсодержательная церемонность.

Церемонность заключается именно въ томъ, чтобы не благодарить. Таковъ обычай. Привтствовать же надо такъ громко, чтобы въ ушахъ дребезжало. Этого тоже требуетъ обычай.

Вообще надо сказать, что американская вжливость одинаково суха и несимпатична, какъ въ уличной, такъ и въ домашней жизни.

Заключеніе Черное небо…

Нація съ патріотизмомъ и ненавистью къ иностранцамъ, народъ, не имющій. національной литературы и искусства, полное отсутствіе духовныхъ интересовъ.

Робертъ Букенанъ и Гербертъ Спенсеръ ршились въ самой Америк высказать эти опаеные отзывы объ Америк и ея обитателяхъ.

Наши писатели, изображая какого-нибудь героя, къ которому авторъ благоволитъ, но которому приходится туго на родин, вслдствіе его свободомыслія и лвыхъ убжденій, въ заключительныхъ главахъ романа непремнно отсылаютъ его въ Америку. Тамъ просторъ!

Когда наши свободные публицисты хотятъ объяснить своимъ оппонентамъ, какова должна быть свобода, то они указываютъ на Америку: вотъ, молъ, гд свобода!

Если наши передовыя женщины хотятъ доказать, какъ мало он принимаютъ участія въ политической жизни страны и какъ сильно он отстали въ этомъ отношеніи отъ другихъ государствъ, то он, во-первыхъ указываютъ на Америку, въ которой женщины даже сдлались бюргермейстерами нкоторыхъ прерій. Вотъ, молъ, тамъ женщины!

иміамъ, воскуряемый Америк, весьма быстро заставляетъ насъ убждаться въ американскомъ развитіи. Мы воодушевляемся, когда слышимъ крики на выборахъ, мы дрожимъ отъ оглушительнаго рева, несущагося изъ цирка Barnum, мы восхищаемся, читая сообщенія о чикагскихъ свиныхъ бойняхъ, прочитываемъ и принимаемъ на вру всякую газетную выдумку.

Совершенно оглушенные грохотомъ паровыхъ молотовъ, задыхаясь отъ смрада машинъ, пораженные и подавленные, мы начинаемъ думать: «Америка — великая страна»! Насъ убждаютъ въ этомъ огромные размры. Американскій духъ постепенно проникаетъ въ сознаніе каждаго, благодаря письмамъ, газетнымъ статьямъ, странствующимъ ораторамъ. Большіе размры предмета вполн удовлетворяютъ янки, если же предметы не велики, то они должны быть по крайнй мр цнны. Размры и стоимость составляютъ содержаніе вещей,

Красивйшіе дворцы на Мичиганскомъ авеню въ Чикаго не отличаются большимъ стилемъ, чмъ негритянская голова; въ нихъ совсмъ нтъ архитектуры, но они стоятъ милліоны долларовъ, что дйствуетъ на всхъ весьма убдительно. Памятникъ Вашингтону не представляетъ ршительно никакого интереса, кром своей необъятной вышины.

Пьедесталъ поднимается на 555 футовъ, а на вершин, какъ говорятъ, стоитъ Вашингтонъ; весьма вроятно, что онъ и стоитъ тамъ, но нтъ никакой возможности разсмотрть снизу это произведеніе искусства.