Духовный символизм Ф. М. Достоевского

В свернутом виде тема пути и беспутий в свете спасения прослеживается в эпиграфе и письме Достоевского к Алексееву от 1876 года.

Эпиграф, содержащий в себе отрывок главы 12-й от Иоанна, отправляет нас к проповеди Спасителя, в которой изложена христианская историософия. В словах Спасителя, обращенных к эллинам, раскрывается Домостроительство Сына Божьего, включающего в себя Крестную смерть, Воскресение (Ин. 12: 24–25) и Вознесение (Ин. 12: 32). Боговоплощением человек призван к спасению, а Вознесение делает спасение человека возможным (Ин. 12: 32). История человечества – ответ человека Богу. Конец наступит во времена Второго Пришествия Господа, когда и будет суд Миру (Ин. 12: 48). В главе от Иоанна намечены возможные ответы человека Богу: ищущие истину – язычники, верные слову Божьему – христиане, неверующие в Бога, противящиеся Слову Божьему – богоборцы.

Достоевский, надо думать, обратил внимание на возможные ответы человека на Божье Слово. Это можно видеть из письма Достоевского к Алексееву: «Если притом не будет жизни духовной, идеала Красоты, то затоскует человек, умрет, с ума сойдет, убьет себя или пустится в языческие фантазии» (29₂; 85).

Для сознания Мити определяющими становятся ключевые слова и образы мифологии и мистериального символизма античности. Сознание Ивана сформировано на началах европейской ренессансной культуры. И, наконец, образ Алеши связан с христианской идеей спасения.

Обусловленность образа Мити языческим мифом выясняется в прочувствованном цитировании героем стихотворения Ф. Шиллера «Элевзинский праздник».

Дневное, олимпийское миросозерцание не вполне удовлетворяло древних греков, так как внутри этого сознания человек не получал ответа на самый насущный вопрос о загробной жизни. Об этом говорит Н. Арсеньев, который, соглашаясь с общепризнанным мнением о «солнечности», радостности, гармоничности древнегреческого мироощущения, отмечает у греков и струю пессимизма, без учета которой, по мнению автора, нельзя в полноте понимать характер человека времен античности: «И вот мы слышим или стоны скорби и отчаяния, или ходячие формулы безрадостной, безобразной покорности судьбе и неизменяемому закону вещей. Но наряду с этим в измученных душах нарастает жажда жизни, жажда лучшей участи за гробом, стремление не к эфемерному бытию, а к подлинному и повышенному бытию, к преодолению смерти в полноте блаженной смерти. Верующие души древней Греции искали ее в элевсинских мистериях и в таинствах, связанных с культом Диониса» [Арсеньев, 1992, 456].

Стихотворение Шиллера передает основные моменты, связанные с элевсинской мистерией.

Сначала изображается жизнь людей без направляющей и вдохновляющей помощи богов – жизнь полная страданий и отчаяния. Затем появляется богиня земли Деметра, что указывает на начало мистерии. Богиня восстанавливает утраченную радость, что означает возвращение к олимпийскому солнечному сознанию, но уже с приобретенным знанием о загробном мире.

Непосредственно перед самим праздником происходила некая прелюдия к нему (с 5 сентября по 5 октября): «Ее (мистерии. – С.Ш.) кульминационной точкой была торжественная процессия 19 числа, двигавшаяся в Элевсин из Афин, со священными тайными предметами элевсинского культа <…>, скрытыми от всех взоров в священных корзинах (предварительно, за несколько дней, перед этим, эти «священные предметы» доставлялись из Элевсин в Афины, теперь же они с торжеством возвращались обратно). Процессию возглавляла колесница юного бога Иакха, позднее Вакха, Диониса. Процессия двигалась медленно, ибо сопровождалась религиозными плясками, пением, игрою флейт и часто останавливалась. <…> Поэтому, несмотря на всего 20 км расстояния от Афин, она достигала Элевсина лишь к вечеру. <…> Зажигались факелы и лампады. И с громким пением до поздней ночи плясали достигшие желанной цели верные вокруг священного элевсинского ключа <…>, потрясая факелами и призывая Иакха – Диониса» [Арсеньев, 1992, 457].