Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Играя роль пытливого философа, Эдриан Мур прикладывает ухо к земле рядом с этим бессвязным и самодовольным изложением и слышит еще один голос. Он принадлежит метафизику, размышляющему о том, таков ли мир, каким кажется, и на самом ли деле здравый смысл является способом «производства смысла». Но у него необычное, если не сказать эксцентричное, прочтение. Согласно массе комментаторов (а их действительно масса), Делёза нужно почитать как пророка. Его тексты заперты в самих себе и своими синтаксическими кандалами предлагают ключ к освобождению. С их помощью вы можете выйти за пределы старого мира западной мысли в новый мир желания. Вы становитесь ТбО, великим Псевдо-Дионисием, который через бесконечное повторение восторжествует в Настоящем. Таких читателей не удивит продолжение процитированного выше отрывка:

У каждой Идеи есть как бы два лица, любовь и ярость: любовь – в поиске фрагментов при постепенном определении, сцеплении идеальных корпусов присоединения; ярость – в конденсации особенностей, посредством идеальных событий определяющая назревание «революционной ситуации», взрывающая Идею в актуальном. В этом смысле Идеи были у Ленина [Ibid.; Там же, с. 234–235].

Коснувшись базиса, так сказать, реальной повестки дня, текст перебегает затем от дифференциального исчисления к лингвистике, соссюровскому утверждению о том, что «в языке нет ничего, кроме различий», фонологии и работам Гюстава Гийома. Он устремляется все дальше и дальше, не останавливаясь для определения сути дела и привлекая понятия и специальные термины, сильно не настаивая на том, что их смысл что-то значит.

Иногда возникает неожиданный и захватывающий парадокс. Например, нам говорят, что «Идея не знает отрицания». Мы узнаем, что «по своей природе задачи ускользают от сознания, сознанию свойственно быть ложным сознанием» [Deleuze, 2004, p. 258–259; Делёз, 1998, с. 254–255]. И поскольку эти намеки делаются в процессе одобрения аргументации «Капитала» (без объяснений), предполагается, что читатель примет их как очевидные. Однако отступите от них, и вы непременно удивитесь. Если проблемы по своей природе ускользают от сознания, то как Делёз мог осознать это? Неважно, ведь «трансцендентный объект способности общительности – революция. В этом смысле революция является общественной силой различия…» [Ibid.; Там же, с. 256]. Вот в такие внезапные моменты ясности и раскрывается настоящая повестка. Возможно, навостренное ухо Эдриана Мура правильно расслышало в теории «различия» ответ на метафизику тождественности, занявшую столь безопасную позицию в аналитической философии. Но последователей Делёза это не заботит. Их волнует лишь обещание, что «различие» повлечет за собой революцию. А бесконечные непроницаемые формализмы, которые приводятся в пользу этого, заклинают интеллектуальное поражение капиталистического врага.

Из делёзовской машины абсурда вышел новый академический стиль, который отличается синтаксисом без семантики. В нем неизменны повороты фраз, подразумевающие глубокую концентрацию, и напряжение на пределах абстрактной и математической мысли. Когда появляется реальная идея, она выбивается из общего хода рассуждений, будучи лишена оснований, сведена к россыпи вырванных из контекста технических деталей[100]. Так, стиль позволяет мысли и недомыслию конкурировать на равных, используя одни и те же фразы и структуры аргументации. Привилегии, которыми раньше пользовались истина, достоверность и рациональная аргументация, отменены одним махом, и теперь есть материалы, которые позволяют построить впечатляющую научную карьеру ни на чем. Более того, как бы она ни складывалась, одно можно сказать наверняка: придерживаясь левых взглядов, вы боретесь за правое дело (что бы под этим ни подразумевалось), и это вас оправдывает. Следовательно, вы защищены от серьезной критики. Ваш академический дискурс – это на самом деле игра, самовыражение, jouissance. Важно то, за кого вы, а уж тут вы все делаете правильно, находясь под защитой своего академического звания и являясь достойным получателем налогов, выплачиваемых буржуазией.

Глава 7 Культурные войны по всему миру: новые левые от Грамши до Саида