Полагаю, что словесная магия позднего Уильямса возникает из желания любой ценой поддерживать уровень эмоциональной вовлеченности и отвлекать внимание от любых аргументов или наблюдений, которые раскрыли бы самообман. Эта позиция привела его не только к «этимологической» установке в «Ключевых словах», но и к попытке спрятать свои взгляды в коробе из абстракций новых левых. Гореть втайне ото всех – не значит погаснуть, и зарево неистовых страстей из «Деревни и города» продолжает освещать темноту:
«Искусство» как категорически обособленное измерение или корпус объектов; «эстетическое» как отделимый внесоциальный феномен. И то и другое были разрушены возвращением к изменчивости, относительности и множественности реальной социальной практики. Мы можем, следовательно, более четко увидеть идеологическую функцию специализирующих абстракций «искусства» и «эстетического»[115]
.Это жаргон писателя, который заключил свою мысль в языке, над которым не властен. Все мы можем догадываться о том, что из этого следует. А именно, что категории «искусство» и «эстетическое» полностью относятся к капиталистическому способу производства и вступили в силу одновременно с изготовлением товаров для обмена. Но этот вывод следует по логике ритуальных заклинаний, а не аргументации. Только эмоциональное напряжение текста напоминает о существовании автора, потрясающего кулаком в сторону сокращающегося горизонта, пока лодка истории уходит в море.
В самом деле, существует такой взгляд, что категория эстетического принадлежит буржуазной идеологии и уже не актуальна в современном мире. Но довести эту мысль до логического конца выпало самому знаменитому ученику Уильямса, критику Терри Иглтону. В «Идеологии эстетического» Иглтон проходит катком недовольства по всему искусству, чтобы выдавить из него сок господства [Eagleton, 1990]. К тому моменту как обозначилась позиция Иглтона, на которую я пытался дать ответ в другом месте[116]
, левые интеллектуалы переместились из Образовательной ассоциации рабочих вЖурнал
Задача социализма – встречать людей там, где они есть, где их задевают, обманывают, тревожат, расстраивают и запугивают, а затем развивать недовольство и в то же время давать социалистическому движению некое непосредственное чувство эпохи и того, как по-разному мы живем[117]
.Холл, родившийся на Ямайке, писал, как и Уильямс, с постоянной оглядкой на исчезающий рабочий класс. Его интонации мне очень хорошо знакомы по дому, где я вырос. И если бы этот тон сохранился, то
Однако в 1962 г. Холла сменил на посту редактора гораздо более радикальный Перри Андерсон, который пробыл в этой должности вплоть до 1983 г. и до сих пор остается членом редакционного совета. В то время Андерсон был убежденным последователем Грамши. Его позиция по отношению к коренной английской культуре, включая традицию социальной и литературной критики, была пренебрежительной и во многом свойственной аристократам. Получивший образование в Итоне и Оксфорде, эрудированный, энергичный, целеустремленный и обладавший талантом загонять историю в марксистский шаблон Андерсон мог бы сделать успешную карьеру академического историка. Однако он всецело посвятил себя оппозиционному духу