Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков

В течение римского железного века произошла полная смена погребального обычая. Сегодня на раскопках чаще всего встречаются ввезенные бронзовые сосуды и ютландские глиняные емкости; почти все они взяты из могил, в которых сосуды расставляли большими группами[121]. В Рёмсгаарде, Рандерс (Ryomsgaard, Randers) в ходе исследования 36 могил римского периода было обнаружено, что в них находилась посуда, характерная для телесных захоронений этого периода: бочонок, ваза, сосуды с ручками, миска. В одном из этих захоронений покойник был снабжен целыми или разбитыми чашками, кубками и сосудами с ручками. В третьей могиле находился большой набор целых сосудов: объемный глиняный сосуд поставили над остальными более мелкими, чтобы накрыть их и композиционно объединить[122]. Там, где преобладает кремация, на погребальный костер вместе с умершим всегда кладут осколки таких же сосудов. И так мы встречаемся с новым обычаем, который резко контрастирует с похоронным обычаем Бронзового века. Очевидно, что этот обычай не является исконным, а обязан своим появлением иностранному влиянию. Многочисленные сосуды в могиле встречаются на юге Германии в современных или более древних находках, в долине Дуная уже в Гальштатский период, в Италии в могилах начала I тысячелетия до н.э., например, в Вилланове (Villanova). В Греции дипилонские могилы VIII века до н.э. сохранили большое количество емкостей для еды и питья, которые можно сравнить с убранством могил на севере этой страны в римский период[123]. Этот новый погребальный обычай скорее говорит о том, что картина благополучной жизни с изобилием еды и питья доминировала в представлении об идеальном обустройстве загробного мира. Поэтому не стоит приводить его в качестве доказательства прямой связи пышного захоронения с приземленными материям тех или иных верований[124]. И все-таки при ближайшем рассмотрении оказывается, что мы имеем дело не только с модным веянием в похоронном обряде или рабским подражанием иноземным обрядам. Эту новую погребальную культуру можно было бы сразу оценить именно как подражание, если бы люди того времени просто останавливались на том, что без всякого плана или умысла хоронили с усопшими чаши для питья. Однако, особенно в могилах Восточной Ютландии с глиняными сосудами, поза трупа и расположение могильных принадлежностей согласуются с очень конкретными правилами, что в итоге создает впечатление, что мы сталкиваемся не только с обычаем, но и с предписанным ритуалом. Как правило, умершего человека – будь то мужчина, женщина или ребенок – кладут в северную часть гробницы, прислонив тело спиной к северной длинной стороне, уложив на правый бок с более или менее приподнятыми ногами. Руки согнуты, кисти вытянуты по направлению к еде. Еда расположена таким образом, чтобы лицо усопшего было обращено к этому загробному угощению – то есть в южном углу могилы. Здесь, напротив усопшего, стоят следующие глиняные сосуды: большой кувшин, меньший кувшин с ручкой, кубок на высокой ножке, в котором находится маленькая чашка с ручкой. Иногда, помимо этих обязательных сосудов, в южном углу гробницы оставляют несколько кувшинов среднего размера, открытую миску или еще один кубок. Обычно один из небольших кувшинов ставят немного в стороне от этой группы емкостей, так близко к покойному, чтобы он мог легко дотянуться до него правой рукой. Перед ногами умершего, то есть в юго-восточном углу могилы, обычно находился глиняный кувшин большего размера с небольшой чашей. Между двумя группами сосудов по углам могилы укладывали съестные припасы, различные куски мяса[125]. Мы сможем понять эту скрупулезную и четко предписанную заботу о быте покойника, если предположим, что она была создана и сохранилась помимо смыслов перенятого чужого обычая.

Наше исследование устанавливает ясно и однозначно, что представление о голоде и жажде умерших сохранялось на севере Европы почти во все доисторические времена и влияло на погребальные обычаи; тематика жажды и голода то усиливалась, то ослабевала, но вряд ли угасла полностью. Так что мертвому было чем заняться, кроме как лежать на погосте и коротать время в смертном сне; в своем новом существовании он также должен был действовать и трудиться, есть и пить; во всех отношениях покойник оставался подчиненным человеческим условиям жизни.

Однако потребность и обязанность живых утолять жажду умерших была гораздо шире, чем можно было бы предположить по найденным целым сосудам для напитков. Мы не имеем в виду так называемые «жертвенные чаши», размещенные на верхних плитах дольменов и внутри катакомбных и каменных погребений, из которых многие исследователи сделали вывод о неоднократных подношениях умершим, в частности, о возлияниях (либациях). Если бы этот вывод был верным, то знаки таких чаш должны были бы особенно часто встречаться в могилах. Однако их присутствие является исключением, а не правилом.