Дурной глаз

Хлопота четвёртая, последняя. Солнце клонилось к крышам домов, заливая их сказочно-розовым, когда Женя приступил к изучению предложений по сдаче квартир на сайтах объявлений, и уступило место звёздам, когда он обречённо закрыл ноут. Аренда стоила дорого. Ошеломительно дорого, словно квартиры размещались во дворцах. Конечно, он мог на последние уехать к родителям, но что потом, когда самоизоляция закончится и придётся выходить на работу? Неизвестность.

То, что в старухиной кладовке поселился паук размером со слоновье яйцо, обладать которым посчитал бы за счастье любой музей или зоопарк, отвалив кругленькую сумму, а Женя не мог это монетизировать, делало ситуацию не просто нелепой, а сюрреалистичной. Чёрт, да он даже не мог сфотографировать восьминогий кошмар на телефон, для этого полагалось открыть кладовку и попросить паука посидеть неподвижно. К ощущению мурашечного ужаса Жени добавилась бессильная обида.

Изнывая от такой смеси эмоций, он заглянул в ванную, проверить, на месте ли рюкзак. Рюкзак никуда не делся. Женя повернулся к двери в кладовку и прошептал:

– Чёртов сукин урод… – И тут с другой стороны двери пронёсся увесистый шорох, справа налево, словно паук только и ждал, когда Женя подойдёт достаточно близко.

Кусая губы, впиваясь пальцами в щёки, он отпрянул, а из кладовой раздалось хриплое приглушённое: «У-у-у-у».

УУУУУУУУУУ

***

Минуло ещё несколько дней.

Квартира пропахла варёной гречкой.

Смятые купюры, которые Женя оставил на телефонном столике за аренду, исчезли, пока его не было дома – верный знак того, что в его отсутствие сюда наведывалась баба Таня. Заметила ли старуха рюкзак, торчащий из стены в ванной, и поднималась ли к соседям по поводу трещины на потолке, осталось тайной, но, если судить по грохоту сверху, ремонт не прекращался. Теперь удары раздавались в любое время дня, стоило свету забрезжить. Голова Жени раскалывалась, но обезболивающее теперь стало ему не по карману, учитывая лимит расходов: сто пятнадцать рублей в сутки.

Он пытался фрилансить – заказы перехватывали зарекомендовавшие себя специалисты. Пробовал он и стримить. За три часа игры в Hearthstone на ютуб-канале он только слил рейтинг, свидетелем чему оказались аж четыре зрителя, оценившие его старания двумя дизлайками.

– Что происходит? – повторял Женя снова и снова. – Как это? Что происходит, а?

Он всё чаще говорил вслух сам с собой. Он почти не спал, а если спал, то видел кошмары. Иногда он подкрадывался к двери кладовки, как загипнотизированный, и подолгу слушал.

Этот проклятый паук. Всё невезение началось с него.

– Хватит это терпеть! – решил Женя однажды и отправился в магазин. Да, он выйдет из бюджета, но если всё сложится удачно, затраты себя окупят. Можно и поголодать пару дней. Вода лучше, чем гречка, да и организму чистка не повредит.

В том, что всё сложится удачно, он не позволял себе сомневаться. Иначе… Он обрубал всякие мысли об «иначе».

Вернулся он в квартирку полностью экипированным. Небрежно бросил на пол пакет с покупками, полагая, что со стороны это выглядит нереально круто. В пакете брякнуло. Женя достал швабру, принёс с кухни то необходимое, что уже имелось, и, не разуваясь, уселся на пол в простой позе йога.

– Чёрные птицы слетают с луны, – напевал он, мастеря. – Чёрные птицы слетают с луны. Чёрные птицы слетают с луны.

Остальное он не помнил.

Через полчасика всё было готово.

– Нет, – говорил он, расхаживая по прихожей из угла в угол. – Нет. Нет. Да. Нет.

Растерзанный пакет обвился вокруг его ноги, но он не замечал. В правой руке он сжимал швабру, к концу которой был намертво прикручен проволокой самый большой кухонный нож, заточенный так остро, что лезвие вспарывало воздух. В левой руке – сачок для вылавливания мусора из бассейна. Задний карман брюк оттопыривал баллончик с инсектицидом. В центре прихожей, посреди кусков проволоки, обрывков упаковки, инструментов и шурупов распахнула чрево клетка для перевозки животных. К её дверце Женя приделал навесной замок.

– Да. Нет.

Дыша ртом, сипло и со свистом, Женя двинулся к кладовке.

– А вот и Джонни, – прокаркал он и, жмурясь от ужаса, шлёпнул ладонью по выключателю.

«Если в кладовке перегорел свет…»

Он оборвал мысль, отщёлкнул шпингалет и потянул дверь на себя.

Дверь поддалась на полсантиметра и встала.

Что-то не позволяло ей открыться. Что-то упругое.

«Нет», – подумал он и рванул за ручку.

Дверь распахнулась – словно в стене вертикально разверзлась могила, из которой блевотиной извергнулся тяжёлый густой смрад сгнившей рыбы, и нет, лампочка не перегорела, хотя свет был тусклым из-за залепившей её паутины.

В этом болезненном, как бы изнурённом свете Жене предстало такое, что заставило его разум кричать. Из сердцевины заледеневшего мозга ушла вверх ракета неописуемой боли, и он, охваченный огнём и инеем, подумал об инсульте… но эта паническая мысль промелькнула где-то на заднем фоне, словно знакомое лицо в толпе, и была далеко не такой страшной и значимой, как то, что предстало перед ним.