Дурной глаз

– Как это возможно? – Борис натянул трусы. Он чувствовал себя больше озадаченным, чем испуганным. Все это было слишком странным и похожим на сон, чтобы вызвать испуг.

И потом, у происходящего наверняка есть объяснение. Может, в соседний номер заехал жилец, пока Борис спал, и его голос из трубы – чудеса акустики.

– Слышишь, нет?

– Н-ну… – сказал Борис. – Наверное. Вы… вы в подвале где-то?

До него донёсся смешок. По поверхности воды в сливе пробежала лёгкая рябь. Одинокий пузырь всплыл из трубы и беззвучно лопнул.

– Я определённо внизу, – ответили из унитаза уклончиво.

– А-а… – протянул Борис. Ему по-прежнему было ничего не ясно, кроме одного: с малой нуждой придётся повременить. – А… Вы там… застряли?

– Верно сказано, сосед! – воскликнул невидимка развязно. У него был голос взрослого мужика, дерзкий и сиплый, как у тех исполнителей, которые своим творчеством истязали Бориса последние часы поездки. Ещё пара пузырей всплыла на поверхность. Борис отметил, что голос невидимки созвучен с шумом в трубах, и когда тот говорил, его речь сопровождало слабое, кажущееся Борису неприятным, эхо.

– Как вас угораздило? – задал Борис очередной вопрос, и тут же: – Как можно там находиться так долго? Это розыгрыш какой-то?

Снова смешок вместо ответа.

– Как по имени тебя, сосед? – спросил некто из унитаза. Борис долго молчал, и голос ехидно поинтересовался: – Забыл, что ли?

– Борис, – ответил Борис. Он сомневался, что это хорошая идея – называть себя кому бы то ни было из унитаза, но и причин соврать не нашёл. К происходящему его жизнь не готовила. Как себя вести, он не знал.

– А я Никитос, – представился незримый собеседник. – Борис и Никитос. А что, звучит. Х-хе!

Пожалуй, признал Борис той частью сознания, которая ещё могла рассуждать спокойно. Другая же часть не прекращала нервный галоп в поисках объяснения происходящему.

У происходящего могло быть как рациональное объяснение, так и иррациональное. Его инстинкт настойчиво выбирал последнее, как стрелка компаса, снова и снова. Борис вспомнил ужастик, на который однажды его затащила жена. Про монстра, живущего в канализации, который был сперва клоуном, а затем превратился в какую-то непонятную тварь со множеством лап. В то, что с ним говорит подобный монстр, он не верил, но был готов поверить в призрака скорее, чем в застрявшего водопроводчика или спрятанный динамик. В эту минуту его сердце не находило тут ничего невозможного.

– Я не разговаривал ни с кем пятнадцать лет, – сказал Никитос, подкрепляя его догадку. – С тех пор, как… Для других я только шум в трубах. Но, коль уж появилась такая возможность, грех её упускать. Моя матушка говорила: если бог даёт шанс, не упускай его. Боженька не любит, когда отвергают его дары. Думаю, она права была, моя маман.

Голос – Борис никак не мог связать его с именем «Никитос» – казался беспечным и дружелюбным. Борис отказывался признать наигранность веселья. Это обострило бы ситуацию. Сделало бы её пугающей.

– Вот что, Боря, а давай ты меня выручишь?

– А как? – Борис бросил взгляд через плечо на капающий кран над ванной и вспомнил некстати другой фильм, «Психо», знаменитую сцену в душевой.

– Помоги мне выбраться, – ответил Никитос без обиняков.

– Я не знаю. – Борис непроизвольно сделал шаг назад. – Боюсь, я не представляю, как.

– Боря, – сказал Никитос успокаивающим тоном. Звучало ли в нём сдерживаемое напряжение? Возможно. – Раз ты меня слышишь, значит, между нами есть связь. Она, я подозреваю, должна быть обратной. Это логично, согласись. Во всяком случае глупо не попробовать. Протяни мне руку.

Последнее было сказано будничным тоном инструктора по вождению, объясняющему ученику, как заводить машину. Человек, заточённый в унитазе, живой или нет, не должен говорить так спокойно. Для этого он слишком… стеснён.

– Как вас угораздило?

– Угодить на парашу? – усмехнулся Никитос горько. – Интересует история? Лады, сосед, я расскажу. Я мёртвяк, ты ведь и сам догадался, Борь, да?

По крайней мере, Борис не выбежал из ванной, воя и крестясь, и Никитос одобрил:

– А ты храбрый парень, сосед.

«Наверное, ты лучше готов к подобным вещам, если ты единственный из всех побывавших здесь постояльцев способен услышать голос призрака в шуме труб», – подумал Борис.

– Да, я мёртв, и очень давно. Я отсидел год по малолетке, и мне казалось, что в колонии время тянется бесконечно, но здесь… Здесь я понял, что такое настоящая вечность. Это вечность, в которой тебе на голову валится говно, ссаньё, плевки. Любителей вздрочнуть тоже хватает. Или вот сегодня. Сосед, это было феерично – то, что ты учудил. Просто Ниагара. Как тебя угораздило? – Восхищение в голосе явно было искренним.

– Пищевое отравление, – ответил Борис, конфузясь. – Некачественные пельмени, я полагаю. Прошу меня извинить. Я ведь не знал.

– А эта бумажка с кончей, после того, как ты отжарил эту суку!

– Су… Кого?

– Лизку, – произнёс Никитос. – Женушку мою. Вдовушку.

«Мёртвый, – вертелось в голове Бориса. – Я тут разговариваю с мертвецом, и я спал с его женой».

– Как такое возможно?

– Что Лизка – бывшая моя?

– То, что вы у… Ну, при… э…