Дурной глаз

Гудели ночь напролёт. Хозяин, поди, за наш счёт озолотился – такой взяли темп! Возвращался под утро никакущий! – В голосе призрака зазвучало восхищение, какая-то детская радость. – А Серёжка, не знаю, где-то отвалился. Ну не суть. Дополз, значит, как-то до отеля. Ноги сами привели, ну, ты знаешь, как оно. Ожидал, что Лизка орать начнёт, по своему обыкновению, но нет. Развернулась и ушлёпала спать. Ну это я тогда так подумал, что спать. Сразу не допёр, чего эта сука спокойная вся была. Понимаешь? А тогда такой: вот и ладушки!

Ну ладно. В те времена у нас как было заведено: когда клиентов нет, живём, спим и едим во всех номерах, куда взгляд упадёт, по-простому. Проснёшься утречком в номере первом, посрать сходишь в восьмой, завтракаешь в холле. Телек смотришь в пятом. Уборщицу отпустишь, и твори, что хочешь.

– Да-да, – некстати вставил Борис.

– «Да-да», – беззлобно передразнил Никитос. – Сюда слушай. Я как заявился, спать захотел. Забрался в свободный номер и уснул на полу! Проснулся, когда солнце взошло, чую – «вертолёты» прилетели, щас блевану. Бегом в толкан. Крышку поднимаю, перед очком на колени бух, зову Ихтиандра, и вдруг сзади рука с ножом протягивается. Лизка! Откуда ни возьмись. Вскочила на спину, схватилась за волосья, да так лихо лезвием по горлу полоснула, что твой мокрушник. Вцепилась прям в меня – не стряхнёшь! Я ещё от похмелюги не отошёл, короче, табак дело. Табачок.

Как же было больно, сука, как же я пересрал! Глубоко она меня порезала. Дырку сделала до самого этого… как он называется, пищевод? Я гляжу: блевота не изо рта, а из-под подбородка прёт. И кровь, с блевотиной смешанная, чёрная, стекает в парашу. Лизка визжит, кудахчет, волосья мне рвёт, Николай Угодничек! А потом отрубился. Будто лампочку в мозгу вывернули, понял? Так меня и оставила башкой в очке, стерва эта. Да ещё на смыв нажала, и ходит по ванной, хохочет. А я вроде отрубился, но и слышу её. Чую. Бред!

Знаешь, как говорят эти, которые в коме побывали? Мол, видят они тоннель света, все дела… И я увидел тоннель. Только не световой – трубу эту увидел канализационную, изнутри. И всюду вода, всюду жижа. То ли плаваю, то ли лежу в ней, не понять. И вижу собственное лицо, со стороны. Сверху. Рожу свою перемазанную окровавленную вижу, и глаза, как у варёного судака. Вот так я стал призраком.

С той поры и торчу в трубах отеля «Вавилон», который сука своим именем теперь называет. Призраки – я в фильме раньше смотрел – привязаны к определённым местам. Подтверждаю. Зáмки там, пещеры с сокровищами… Ну а я застрял в сортирных трубах, как джинн. Какая ж тут вонь… Знаешь, вот без понятия, есть ли рай и боженька. Отсюда мне не видно. Но трубы эти – реальный ад. Не огонь и сера, но говно и слизь.

– А что Лиза?

– Позвонила в мусарню, что. «Товарищи милиционеры, я мужа зарезала». С-скотина! Приехали мусорки и увезли мою жёнушку, то есть, вдовушку. Я даже немного порадовался – справедливость восторжествовала, посадят конкретно, дуру. Мужа зарезать! Кто бы она без меня?

Как вдруг! Не прошло и года – вернулась. Верну-лась. Отпустили зверюгу, зацени. Я не знаю, как это, у меня слова кончаются! Небось, наплела, что я её щипал, кусал, что самозащита и что-то там ещё, состояние аффекта. А может, просто судье дала. Отпустили, понимаешь?!

Плеск в трубах возрос до предела, казалось, они вот-вот лопнут. Запотевший сливной бачок задребезжал крышкой, точно одержимый – а он и был одержим духом – и Борис отшатнулся, заслоняясь руками, из опасений, что возмущение Никитоса разнесёт унитаз на черепки.

– Ладненько, – зло продолжил Никитос. – Сведём брутто с нетто. Я превратился в сортирное привидение, а этой суке достался «Вавилон». Бизнес шёл в гору. Но недолго – есть на свете справедливость. Я не знаю, что там у вас снаружи происходит, но последнее время отель простаивает впустую. Голову даю на отсечение… хм! А ведь именно это, можно сказать, со мной произошло! А, сосед?

– Нет слов, – отреагировал Борис. История производила впечатление; встреча с призраком производила чертовски сильное впечатление, но он понимал: если не выспится, завтра не сможет продолжить поездку.

И не стоит забывать про отправление нужды. Борис не представлял, как ему быть, коль в канализации завелось привидение. – Так вы тут сколько, говорите?

– Бесконечно долго, – мрачно ответствовал Никитос.

– И всё это время вы?..

– Развлекался, как мог. Вредил, портил трубы. Кричал, ругался. Клиенты думали, вода шумит. И Лизка думала. Да подозреваю, в глубине души она обо мне знала. Чувствовала. Иной раз встанет над раковиной, наклонится и нюхает. Встанет у параши – и слушает. Долго так. Боится, сука.

– Так Лиза, она… Она может представлять угрозу?

– Она чокнутая. Чокнутая!

Борис невольно зевнул. Никитос услышал и заметил понимающе: