Дурной глаз

– При-ви-де-ни-е! – закончил Никитос. – Откуда мне знать, как? Прикалываюсь я, по-твоему? Ты бы прикалывался, когда ты запомоен сверху донизу, хуже парашного петуха?

Надрыв в его голосе был столь искренен, что Борис невольно проникся сочувствием к туалетному призраку.

– Извините, – произнёс он. – Я не хотел обидеть. Просто… столько всего…

– Что трудно переварить? – подсказал Никитос, и одновременно с его словами капающий кран противно, с дребезгом, свистнул. – Как те харчи, которые ты на меня выплеснул, ага? Понимаю, сосед. Тебе нужны подробности. Нужна история.

Борис энергично закивал. Непонятно, как, но Никитос увидел – или почувствовал – это.

– Почему бы и нет, – протянул Никитос задумчиво. Очередной пузырь всплыл и лопнул в сливе, распространив зловонный душок. – В конце концов, ты вскрыл мохнатый сейф старушке Лизе, так что мы, почитай, одна семья, родня. Коль так, имеешь право знать, какая это сука.

Чувствуя внезапную усталость от навалившихся событий дня, Борис присел на край ванны и приготовился слушать.

– Мы купили – я купил – это заведение в девяносто девятом. Ещё два года доводили его до ума. Эх и сглупил же я, когда оформил половину недвижимости на Лизку! На Лизоньку мою. Думал, подарок ей сделаю свадебный… Что говорить!.. Были у нас и кой-какие деньжата в те времена, да только проклятый клоповник их все подъел. Местечко оказалось неприбыльным. Клиентура, чтоб ей лопнуть, появлялась строго по воскресеньям и почему-то по средам. В основном женатые мужики из города, которые возили сюда любовниц. Я даже подумывал, не свернуть ли дело. Но в две тысяче третьем лопнул бизнес у Просвиркина, который держал мотель на самом въезде в город, да сгорела «Калинушка». Ну и в нулевых у людей стали деньги появляться. Дела сразу пошли в гору. Но до настоящего процветания было ещё далеко.

Я сделал предложение Лизке летом двухтысячного, а осенью уже играли свадьбу. Она всё талдычила, что надо экономить, что лучше пустить деньги в оборот, а я хотел, чтобы было по-людски. Чтобы, шкуры, не сказал никто, что я жмотяра. Свадебку грохнули – дай бог каждому. Одной родни в столовку ДК набилось сорок человек! А Лизка, она, вишь, прям как накаркала. Ну ладно.

Значит, стали вести хозяйство. Я завхозничал, Лизка на бухгалтерии. Начались расходы, а где расходы, там убытки. Да что там! Докатились, откровенно говоря. Я начал подрабатывать на бензоколонке, что на повороте. Как она, до сих пор стоит?

– Не заметил, – признался Борис. Сквозняк обернул его голые ноги в гусиную кожу, и он чихнул.

– А и хер с ней! Борька, его тоже звали Борькой, хозяина ейного, был тот ещё гандон. Вечно платил меньше, чем Вовчику, потому что я, видите ли, срок отмотал. Ещё и смотрел так, как на вошь. Надеюсь, та бензоколонка взорвалась, а он бомжует на теплотрассе.

Борис промычал что-то невнятное.

– Ну, слушай. Платили копейки. Имею я право на них отдохнуть? Имею! Вот и заглядывал в «Льва». «Лев», перед заправкой, он-то остался?.. Да что ж такое! – воскликнул призрак, когда Борис ответил отрицательно. Трубы в стене прогудели органное «до».

– Лизка начала капать на мозги. Говорила, что будет цирроз и язва у меня. Нормальная поддержечка? Она думала, дура, что я по девкам там волочусь. И хоть бы и так? Мужик волен поступать себе в угоду, а женщина есть женщина. Её задача мужу не перечить и сапоги ему снимать. Так было и так будет! Правильно я говорю, ага?

Борис закивал так ожесточённо, будто Никитос и его собрался заставить снимать сапоги, грязные и заблёванные «Старым мельником». У него была своя точка зрения на тезис, озвученный Никитосом, но он не собирался выкладывать её разошедшемуся призраку – и неразумно, и излишне.

– А она пилит и пилит, пилит и пилит, уже трезвый я или пьяненький, спасу нет, – продолжал бушевать Никитос. – Туши свет! Ещё такая говорит, я как отдохну, так в драку лезу. А я не лез. Если бы я бил, она не встала бы у меня. Говорит, мол, я её щипал. Это как называется? Мол, я сигаретами её прижигал, пятна показывает. Сама себя истыкает сигаретой, жаба, и мне показывает. И так целый год. В «Льва» таскалась, опозорить захотела. Ну, я объяснил ей, кто в семье главный.

Так и жили. Ладно. Дела с гостиницей стали к тому времени совсем никакие. Собрался продавать. Так она взвылась! «Нет, «Вавилон» ещё принесёт нам прибыль!». Отель тогда «Вавилон» назывался… А просто не хотела работу искать, как все люди, морда! Не продал. Слава богу, потом получше стало. Наладилось. Я с бензоколонки уволился. Сказал Борьке в лицо всё, что думаю, и уволился. А то уж хотел свою половину загнать задёшево, и пусть здесь хоть цыганский табор селится.

Значит, всё хорошо. А раз на прибыль вышли, почему не расслабляться по-людски иногда? Только я во «Льва» – и она во «Льва». Ну я напомнил ей прошлые уроки. Ладно.

Друг у меня приехал. В Чечне воевал, во вторую. Серёжка Тамбовцев, корешок мой с детства. Грех не отметить. Ну и закатились во «Льва».