Таким образом она объясняет и полную загадочность наших ощущений, противоречивость наших побуждений, таинственность интуиции, — всю кажущуюся несообразность притяжения и отталкивания, всю беспричинность светлых и мрачных настроений, все, что необъяснимо индивидуальным опытом.
Но к более основательному изучению первой любви наука еще не приступала, хотя связь между первой любовью и невидимым миром — самое загадочное из всех человеческих ощущений.
На Западе вопрос этот становится так: в развитии каждого подрастающего здорового отрока наступает атавистический период инстинктивного презрения к слабому полу в силу сознания своего физического превосходства. Но именно в пору, когда общество девочек становится ему безразличным, даже неприятным, — юноша теряет внутреннее равновесие. На его жизненном перепутье появляется девушка, доселе не виденная и ничем особенным не отличающаяся от других; посторонние в ней не находят ничего чудесного. На него же она производит необычайное действие: при виде ее кровь единой могучей волной приливает к сердцу и все его чувства зачарованы.
С этого момента до истощения любовного экстаза вся его жизнь принадлежит «ей»; этому сверхъестественному существу, представшему пред ним как откровение, о котором он знает лишь то, что даже солнечный луч, падая на «нее», сияет ярче. И нет земных сил, способных освободить его от этих чар. Но откуда они, эти чары? В самом ли кумире кроется непобедимая сила? Нет, психология говорит, что «идолопоклонник» подвластен влиянию умерших. Мертвые совратили разум его. От них — внезапный трепет в сердце любящего, искра, зажигающая все существо при первом прикосновении девичьей руки.
Почему выбор умерших в данном случае пал именно на эту девушку? В этом вопросе кроется глубочайшая тайна.
Взгляд величайшего немецкого пессимиста не совпадает с научной психологией. По теории эволюции выбор этот основан скорее на воспоминании, чем на провйдении...
Допустима еще романтическая разгадка, что в этой девушке призрачно сочетались все черты тех многих женщин, которые нашим предкам некогда дарили счастье. Но возможно и то, что в ней отблеск совокупности чар, которыми пленяли их безнадежно любимые ими женщины.
Если согласиться с более мрачным решением проблемы, то придется допустить, что страсть, много раз умерщвленная и погребенная, все же не может ни умереть, ни угаснуть. Души, тщетно добивавшиеся любви, только мнимо умирают; они продолжают жить целыми поколениями в ожидании, что жажда их утолится. Ждут они, быть может, целыми столетиями, пока черты любимого существа не воплотятся снова, — ждут, вечно вплетая туманные образы своих воспоминаний в грезы юности. Отсюда тяготение к недосягаемому идеалу, отсюда неутолимая тревога души, вечно мечтающей о той женщине, которой нет на земле...
На далеком Востоке думают иначе, и предстоящий рассказ пояснит буддийский взгляд на эту проблему.
На днях умер священник при очень исключительных условиях.
Он был жрецом в древнебуддийском храме, в деревне близ Осаки. Храм этот виден, когда едешь по железной дороге Кван-Зетзу в Киото. Он был молод, вдумчив, умен и необычайно красив. Слишком красив для жреца, как говорили женщины. Он был похож на одну из прекрасных статуй Амиды, на ваяние великих буддийских скульпторов древности. У мужчин он справедливо слыл за высоконравственного и ученого человека. Женщины же мало думали о его учености и добродетели. Он обладал роковой силой притяжения, — он действовал на них помимо своей воли, — действовал, как мужчина. Они испытывали по отношению к нему далеко не святые восторги и своим обожанием мешали его научным занятиям и благочестивым размышлениям. Под разными предлогами они во всякое время приходили в храм, — только для того, чтобы увидеть его на мгновение и сказать ему несколько слов. Долг заставлял его отвечать на их вопросы и принимать их благочестивые приношения. Иные задавали ему нескромные вопросы, которые смущали его и заливали румянцем его щеки.
Слишком мягкий по природе, он не сумел защитить себя броней неприступности.
Поэтому дерзкие горожанки говорили ему слова, которых деревенская девушка никогда не решилась бы произнести, — слова, после которых он требовал удаления дерзких из храма. С ужасом он отклонял от себя и застенчивую восторженность одних, и смелую назойливость других; но искушения росли, росли и стали беспрерывным терзанием и мукой его жизни.
Родителей у него не было; они давно умерли; земные нити не привязывали его к жизни, и он любил только свое призвание и научные занятия, связанные с ним. Он страшился суетных и запретных мыслей. На свою необычайную красоту он смотрел, как на несчастие.
Ему неоднократно предлагали богатства под условием, от которого содрогалось все его существо. Девушки бросались к его ногам, напрасно моля о любви. Он беспрерывно получал любовные письма, на которые никогда не отвечал.
А. А. Писарев , А. В. Меликсетов , Александр Андреевич Писарев , Арлен Ваагович Меликсетов , З. Г. Лапина , Зинаида Григорьевна Лапина , Л. Васильев , Леонид Сергеевич Васильев , Чарлз Патрик Фицджералд
Культурология / История / Научная литература / Педагогика / Прочая научная литература / Образование и наука