Книга «Хаосмос» порождена особым историческим измерением, эрой туманов и миазмов, которые стали распространяться в начале 1990-х годов и которые сегодня, пятнадцать лет спустя, наводнили собой каждую щель атмосферы, инфосферы и психосферы.
Всем нам стало тяжело дышать, а подчас мы попросту начинаем задыхаться. Это происходит ежедневно; симптомы удушья рассеяны по всем тропам нашей повседневной жизни и по обочинам автострад мировой политики. Все мы знаем, как нелегко избавиться от них. Не осталось больше ни надёжных карт, ни желанных направлений. Альтернатив капитализму уже не существует с того момента, как он превратился в семиокапитализм и втянул под неумолимые жернова производства меновой стоимости не только всевозможные формы жизни, но также и мышление, воображение и надежду.
Может, стоит поставить во главу угла тему старости, как это сделали Делёз и Гваттари? Ныне старость перестала быть каким-то редким и маргинальным феноменом, как это было в предшествующие эпохи; тогда считалось, что в преклонном возрасте человек обретает драгоценную для всего сообщества мудрость. Теперь дряхлость превращается в удел большинства человечества, у которого уже недостаёт отваги делать ставки на своё будущее. Ведь будущее представляется ныне смутным и исполненным опасностей, и лишь безрассудные люди могут планировать производство себе подобных, беззащитных существ, с тем чтобы с ходу бросить их в пучину информационных бурь.
В наше время мы наблюдаем не только всё более выраженное старение населения, но и превращение стариков в своего рода метафору того энергетического истощения, которому подвержен сейчас род человеческий. Снижается энергия либидо, ведь мир движется слишком быстро, чтобы вырабатывать эту энергию в замедленном, отвечающем нашей эмоциональной жизни, ритме; к тому же энтропия охватывает наши мозговые клетки. Упадок энергии либидо и энтропия два однонаправленных процесса.
Социальный мозг разлагается, как это происходит в романе Джонатана Франзена «Поправки». Болезнь Альцгеймера становится метафорой нашего будущего: в нём сложно будет припомнить причины тех или иных явлений. Тем временем новые видеоэлектронные поколения словно бы втянуты в водоворот паники до той поры, пока они не провалятся в спираль депрессии. При этом проблема чувствительности совершенно срастается с политической проблематикой, так что даже переформулирование этической перспективы не позволит нам абстрагироваться от этого срастания. В начале нового столетия, с завершением эпохи современности, обозначилась исчерпанность гуманистического наследия. Гиперкапитализм полностью избавляется от груза западной цивилизации и её так называемых «ценностей». В результате вырисовывается поистине страшная картина: капитализм, лишённый гуманистического наследия и наследия Просвещения, оказывается режимом чистого, безграничного и бесчеловечного насилия.
Человеческий разум оказывается внедрённым в труд на условиях экономической и экзистенциальной временности. Время жизни оказывается подчинено труду путём фрагментирования сознания и опыта, что приводит ещё и к дроблению связности проживаемого времени. Психосфера становится сферой кошмара, а взаимоотношения между людьми полностью освобождаются от гуманистической плёнки. Тело другого отныне находится за пределами эмпатического восприятия: угнетение ближнего, истязание, геноцид становятся обыденными процедурами по выработке инаковости в условиях отсутствия эмпатии. Характерный для эпохи современности универсализм рациональности сменяется логикой насильственного порабощения индивида. С точки зрения размягчающихся в великом инфосферном миксере мозгов, Бог естественный путь спасения; на самом же деле речь идёт об очередной, привычной, адской мышеловке. Религиозный фундаментализм и культ непорочности соединяются с невежеством и депрессией, подпитывая этноцентризм и национализм.
Всемирный пейзаж всё больше исламизируется, причём этот феномен приобретает различные формы; подчинение становится предпочтительной формой взаимоотношений между индивидом и группой. Когда коллективистское измерение полностью утрачивает энергию вожделения и сводится к примитивному каркасу, сложенному из чувства страха и необходимости, приобщение к той или иной группе делается явлением импульсивным и строго обязательным. Конформизм – последнее прибежище душ, утративших какие бы то ни было чаяния и какую бы то ни было автономию.
Этика и чувствительность
В этом небольшом фрагменте мы хотели бы переосмыслить само понятие этического сознания. Этическое сознание не может более основываться на биноме разум ⁄⁄ желание. Корни рационализма безжалостно и навечно выдраны, рационализм уже не может являться основополагающим вектором развития планетарного гуманизма.
В наши дни этическая проблема должна трактоваться как проблема души, то есть способности эмпатически раскрыться навстречу ближнему. Душа в том химическом и лингвистическом понимании, к которому мы склоняемся, есть та плоскость, в рамках которой может осуществляться рекомпозиция тел.