Душегуб. История серийного убийцы Михасевича

Ни одной прямой улики в деле не было, все держалось на показаниях задержанных, которые практически ни в чем не сходились. Понятно было, что если они виноваты, то захотят свалить вину на кого-то, но они называли разное время выхода из дома, разные места ловли, не сходились в способе убийства и не могли ничего сказать на вопрос о том, зачем нужно было убивать следователя и инспектора. Даже если бы поймали механика Зухту или дальнобойщика Зборовского, которых уже не раз ловили на браконьерстве, максимальный срок, который им грозил, это год условно с конфискацией имущества. Зачем убивать двух людей при исполнении, что точно будет означать высшую меру наказания?

Зайдя в здание прокуратуры на следующий день, Игнатович сразу наткнулся на парня в штатском, который был одет слишком неформально для работы в органах. В руках у него был увесистый чемодан с магнитофоном. Сзади парня с чемоданом возился оператор, пытаясь завезти массивную камеру в небольшой дверной проем одного из кабинетов.

– Молодой человек, мне сказали, вы сомневаетесь в методах моей работы, – раздался за спиной спокойный и размеренный голос Жавнеровича. Спокойный голос дедушки, который спрашивает перемазанного вареньем внука, кто съел все сладкое. Каким-то удивительным образом Жавнерович со всеми разговаривал так, как будто они виновны, просто он еще не понял, в чем именно.

– Мне не очевидно, что арестованные виновны в двойном убийстве, – сдержанно ответил следователь, с подозрением разглядывая парня с магнитофоном в руках.

– Вы не считаете, что арестованные занимались браконьерством, расхищали государственную собственность? – прищурился следователь.

– Речь не об этом.

– Вы не считаете, что арестованные всячески старались скрыть свои занятия незаконной ловлей рыбы?

– Пытались, но это другая статья.

– Если инспектор и следователь вышли на них, разве они бы не постарались как-то выйти из положения? – продолжал Михаил Жавнерович, с каждым вопросом он подходил все ближе к следователю из прокуратуры, заставляя его отступать назад, к кабинету.

– Я не считаю, что собранных доказательств достаточно для предъявления обвинения, – спокойно ответил Николай Игнатович и прямо посмотрел на старого маститого следователя. – Зачем здесь репортер?

– Мы снимаем кино, документальное, про то, как правильно вести допрос подозреваемых, я бы хотел пригласить вас поприсутствовать на съемке, раз вы сомневаетесь в моей работе, – потеплевшим тоном сказал старый следователь, и его лицо моментально переменилось. Это был уже не следователь на допросе, но добродушный старик, приглашающий на чашку чая.

Николай Игнатович хмуро кивнул, и они вместе с репортером с чемоданчиком в руках отправились в комнату для допросов. Жавнерович все еще был в образе добродушного деда, когда в кабинет ввели избитого до полусмерти молодого человека лет двадцати. Николай Игнатович повернулся, чтобы посмотреть на то, как отреагирует старый следователь на явно недавно избитого обвиняемого. Лицо старого следователя осталось невозмутимо доброжелательным.

– Вас избили? – поинтересовался Игнатович.

– Я упал в камере, – ответил парень, покосившись на дверь, за которой стояли двое сотрудников, приведших его сюда.

– Зборовский, согласно показаниям других обвиняемых, именно вы предложили избавиться от свидетелей и именно вы держали голову Кузьменкова под водой, пока тот не перестал подавать признаки жизни. Вы все еще отрицаете свою вину?

– Еще раз повторяю, что в ночь с 8 на 9 июля я был в Симферополе. Вернулся только двенадцатого. Меня там все видели, все помнят, – с каким-то тупым, монотонным остервенением в голосе сказал подозреваемый шофер-дальнобойщик.

– Ни билетов, ни путевки у вас на руках нет, как мы можем это проверить, по-вашему? – поинтересовался Михаил Кузьмич.

Дальше Михаил Кузьмич задавал дальнобойщику практически те же вопросы, что Игнатович уже читал в протоколах допроса других подозреваемых. Старый следователь ловко жонглировал показаниями других проходящих по делу, подводя несчастного к мысли о том, что он все-таки виноват. К концу допроса, кажется, Зборовский убедился в том, что все-таки виноват, но под конец признание подписывать все же отказался.

– Нужно ехать в Симферополь, – сказал Игнатович, когда Зборовского увели с допроса.

– А если бы он сказал, что на Марсе отдыхал, ты б на Марс поехал? – хмыкнул Михаил Кузьмич. – Ездил бы он в Крым, у него бы билеты с поезда остались. Их же все берегут, сохраняют на память, не говоря уж о том, что их на работе нужно предъявлять.

Игнатович знал, что дальнобойщику ничего предъявлять не нужно. Он и отпуск не оформлял. Приехал с рейса, получил зарплату, поменялся рейсами с товарищем и уехал в Симферополь на неделю. Билеты в этом случае хранить вовсе не обязательно.

Михаил Кузьмич настойчиво дал понять следователю, что тот никакой пользы не приносит, а вот под ногами мешается. Игнатович не рискнул вступать в конфликт, поэтому решил в ближайшие пару дней порасспрашивать жителей деревни.