Единственным человеком, которого они так и не встретили, был Михаил Кузьмич Жавнерович. Он то ли переехал, то ли сбежал. В газетах сейчас вовсю обсуждали приговор Николаю Терене, который привели в исполнение в том же году. Валерий Ковалев подружился кое с кем из сотрудников прокуратуры, и новый приятель периодически делился с ним новостями по бывшим делам Жавнеровича. Терене вынесли смертный приговор, а сейчас его признали невиновным. Случай чудовищный и беспрецедентный. Практически по всем, кто работал тогда над делом, начали служебное расследование. Стали поднимать все материалы дела. Оказалось, что следователь милиции Петр Кирпиченок даже после вынесения приговора не был уверен в правильности приговора. Мужчина написал прошение о возвращении дела на доследование, но его проигнорировали, а потом было уже поздно что-то делать. Более того, оказалось, что еще один человек, проходящий по делу следователя, невиновен. Им оказался крайне неприятный тип по фамилии Адамов, которого судили за убийство девушки на железнодорожной станции. Мужчину тогда судили из-за найденной детской фотографии девушки в сарае у его родителей. Было очевидно, что ее подкинул кто-то из сотрудников, проводивших обыск. Петр Кирпиченок в этом не участвовал, но у него бы и не было подозрений в невинности Адамова. Недалекий мужчина, изнасиловавший, скорее всего, в своей жизни не одну девушку, причем Кирпиченок даже нашел тогда в родной деревне мужчины еще одну несовершеннолетнюю девушку, которой испортил жизнь Адамов. Девушка была беременна, а когда ее спросили об изнасиловании, она заплакала и отказалась говорить. Адамов вызывал такое острое отвращение у всех, что от него всем хотелось побыстрее избавиться. А может быть, всем просто хотелось так думать. Сейчас уже было ясно, что просто всем вокруг хотелось поскорее закрыть дело, а Олег Адамов попросту попался под горячую руку. Всем так сильно хотелось увидеть в нем убийцу и насильника. Никому не пришло в голову, что человек, вызывающий столь резко негативные чувства, ни в чем не виноват. Нам свойственно делать выводы о человеке, исходя из вводных данных. Есть такой классический эксперимент: людям показывают фотографии людей, сопровождая их положительными характеристиками. Обычно испытуемые тут же начинают давать положительную оценку внешности. Если эти же фотографии сопроводить негативной характеристикой, то и внешность испытуемые начинают описывать как отталкивающую. Теперь Петра ежедневно вызывали на допросы по поводу этого дела. Следователь ушел в отставку, запил, но не мог смириться с тем, что причастен к расстрелу невиновного человека. В памяти всплывало то, как Тереня ничуть не расстроился, когда узнал, что его девушка дала признательные показания и свалила на него всю вину.
– Это ничего, это правильно. Вы ведь то же самое говорили? – повторял мужчина, оправившись от шока.
Еще через несколько недель Петр застрелился, так и не сумев пережить свою фатальную ошибку.
16
«Когда меня услышат…»
Николай Игнатович не поехал на задержание маньяка по разным причинам. Главной из которых было то, что он не верил до конца в случившееся. Тогда еще не было понятно, что Геннадий Михасевич именно тот, кого все так искали. Он был просто очередным подозреваемым из списка. Пусть на него все и возлагали такие надежды, но Игнатович за эти полтора года слишком много раз понапрасну надеялся. Даже когда ему кто-то доложил, что Михасевич по дороге раз десять просил остановиться, чтобы подышать и сходить в туалет. Он не пытался сбежать. Казалось, что он прощается с вечно пугающим его шелестом листвы. Осень уже сорвала большую часть листвы с деревьев, но лес под Витебском все еще казался живым. Кое-где над деревьями летали вороны и тревожно каркали над головой. По земле стелилось месиво из пожелтевших и почерневших листьев.
Через несколько дней Геннадий Михасевич дал свои первые признательные показания. Только сейчас следователь прокуратуры начал понимать, что, похоже, они все же поймали того, кого искали. В те дни вся прокуратура как будто замолкла в тревожном напряжении. Сплетни рассказывали полушепотом, а по коридорам старались пробегать как можно быстрее, не заглядывая друг другу в глаза. Дел об удушениях девушек за эти годы было очень много. Почти каждый сотрудник постарше работал хотя бы по одному из этих дел и сейчас в ужасе искал ошибки в собственной работе. Мечислав Гриб распорядился, чтобы все допросы Михасевича записывали на видеокамеру. Это очень осложнило всем работу. Ни Михасевич, ни следователь не могли забыть о том, что ведется съемка.
– Ненавижу женщин. От них в моей жизни были все проблемы, – неожиданно сказал Михасевич.
– Как же так? У вас же дочь? – слишком фальшиво, как будто разговаривал с ребенком, спросил следователь.
– Она не женщина. Она Лена, – искренне удивился Геннадий, и впервые за все время допросов в его глазах появились слезы.