Душекрад

Еще один удар, еще, еще. Теперь Герман уже почти не думал о нападении, сосредоточившись лишь на том, чтобы не пропустить смертельный укол. Противник же его выглядел так, словно начинает входить во вкус. На красном лице его появилась злорадная гримаса.

— Сдавайтесь… молодой человек, — проговорил он с азартом. — Дело ваше дрянь, а так… хоть цел уйдете…

— Благодарю покорно! — Герман отразил очередной укол и чуть отвел руку в сторону, чтобы дать ей немного отдохнуть. — Не нуждаюсь… в вашем сочувствии.

На секунду он встретился глазами с Ермоловой стоявшей в первом ряду. На ее лице была написана безумная надежда, смешанная со страхом. Обычная уверенность в себе покинула майора — она стояла бледная и нервно теребила пальцами подол туники, словно гимназистка на экзамене. Рядом с ней стояла баронесса — тоже бледная, но по другой причине. На ее губах играла улыбка, с которой всамделишная римлянка могла бы наблюдать за гладиаторским боем.

Замешкавшись всего на секунду, глядя на эту улыбку, Герман едва не пропустил очередной удар. Шпага прошла в каком-нибудь дюйме от его лица, он отшатнулся, поскользнулся на влажной от вечерней росы траве, грохнулся на землю, перекувырнулся, ушел от очередного тычка шпаги, оставившего в земле дымящуюся дыру, вскочил на ноги, и только после этого обнаружил, что его шпага, мигнув несколько раз, исчезла.

Герман почувствовал, как покрывается холодным потом.

— А ведь говорил я тебе, барин, не лезь ты в это во все, лучше бы, право слово, фефелу эту в кусты бы оттащил, может, она со связями какими, — проговорил где-то в отдалении сердобольный голос Внутреннего Дворецкого. «Фефела» кстати, тоже стояла тут же, в первом ряду. За время дуэли она пару раз посылала Герману воздушный поцелуй.

Несколько судорожных движений успевшими наполовину онеметь пальцами никак не исправили положение. Сила покинула его, оставив один на один с разозленным соперником.

— Что, силенок не хватило? — произнес то с ухмылкой. — А нечего было портить вечер тем, кто выше тебя. А ну, на колени тварь!

С этими словами он взмахнул шпагой, и она, немного удлинившись, пронеслась прямо над головой Германа, едва не задев его волосы. Он пригнулся, но на колени, все-таки, не пал, а ушел в кувырок, надеясь достать князя и ударить ногами. Это, впрочем, был уже жест отчаяния, никаких шансов завершить поединок чем-либо, кроме собственной смерти или позора, у него не осталось.

Ударить, впрочем, не вышло, князь с легкостью увернулся и нанес удар, который обжег Герману плечо. От острой боли тот вскрикнул, кинулся в сторону, как вдруг почувствовал под своей рукой какой-то канат… нет, это была сеть. Та самая тяжелая сеть ретиария, которую он бросил на землю в начале поединка. Раздумывать было некогда: Герман схватил сеть и запустил ею в Паскевича.

Тот попытался ее отбросить, однако вместо этого запутался, заметался, размахивая шпагой и с трудом держась на ногах. Усиленная магией ловкость теперь сыграла с князем злую шутку: он совершенно потерял контроль над своим телом и вопил, размахивая руками, словно пойманная в клетку крыса. В одном месте шпага прожгла сетку, поляну окутал дурно пахнущий дым от горелой пеньки, но освободиться это князю не помогло.

Герман вскочил на ноги и что было силы пнул барахтающегося в сети князя ногой. Тот грузно повалился на траву, запрокинув вверх ноги. Белая тога его задралась, и ввиду отсутствия под ней панталон, взору собравшимся предстало все, что под ней обреталось.

Паскевич неуклюже попытался встать, но Герман отправил его на землю новым пинком. Он почувствовал, как пальцы, все еще тяжелые, вновь наливаются силой. Несколько движений щепотью, и в них снова вспыхнул луч, упершийся князю в грудь. По толпе пронесся взволнованный шепот, послышались выкрики. Кто-то из дам требовал немедленно прекратить, пара мужских голосов, напротив, выражали одобрение.

— Это нарушение! — рявкнул горец. — Нельзя! Он поднял оружие. Это бесчестье!

— Еще одного слово о бесчестьи, — проговорил Герман, вытирая кровь со щеки. — И вы будете драться со мной следующим. Назовите ваше имя!

Горец налился кровью, но молчал.

— А я дуэльный кодекс знаю не хуже вашего, — продолжал Герман. — В кодексе сказано, что любая из сторон может использовать для защиты элементы своего костюма, в каковом она явилась на место дуэли, если только костюм не представляет собой кирасу или иную броню. Трезубец и сеть — это элементы моего костюма, маскарадного. Никто здесь не скажет, что это не так.

— Браво, — произнесла баронесса со сдержанной улыбкой. — На этом я полагаю поединок оконченным.

— Но позвольте! — воскликнул, с трудом поднимаясь с земли, Паскевич. — Я имею право требовать немедленного продолжения!

— А я, как хозяйка дома, имею право выставить вас вон, — спокойно ответила фон Аворакш. — Думаю, будет лучше, если мы оба не станем злоупотреблять нашими правами.

— Вам не потребуется злоупотреблять вашими, — прошипел Князь, потирая колено. — Потому что я покидаю ваш дом немедленно, и ноги моей больше здесь не будет. А вас… на вас я найду управу, госпожа сводня.