— Еще одно слово, и вы покинете мой дом быстрее, чем рассчитываете, — ответила баронесса голосом, в котором было что-то от рассерженной кошки, готовой выпустить когти. Герман смотрел на нее завороженно. В ярости она была еще красивее, и толпа, кажется, тоже не сводила с нее глаз. Сама же она явно наслаждалась такой реакцией толпы.
Паскевич в самом деле не произнес больше ни одного слова, а направился к воротам, возле которых стояли в ряд кареты. Следом за ним отправились Плещеев с горцем.
— Что ж, кажется, вы герой вечера, — произнесла баронесса, обернувшись к Герману. — Пойдемте, похоже, нам будет, о чем поговорить.
— Это может быть ловушкой, — прошептала ему оказавшаяся за его спиной Ермолова.
— А может быть, и нет, — сказала с усмешкой баронесса, которая, вроде бы, не должна была этой реплики услышать, но вот ведь, услышала. — Пока не попробуете, не узнаете, господин корнет.
Глава пятнадцатая, в которой происходит разговор в ночи
Они шли по залитой лунным светом аллее, окруженной старыми темными вязами. Впереди в лунном свете ярко вырисовывалась беседка из белых столбов, настолько тонких, что, казалось, они вот-вот подломятся, не удержав массивный купол. Баронесса вошла в нее, села на небольшую плетеную скамеечку, положила ногу на ногу, слегка поправила платье и указала Герману на другую скамейку, напротив.
— Присаживайтесь.
Он осторожно сел на краешек, глядя на нее с некоторой опаской и шевеля пальцами. Те, кажется, снова начали наливаться силой и, возможно, сейчас он мог бы призвать шпагу снова. Вот только надо ли?
Чуть поодаль от скамейки он заметил нечто вроде мягкого матраса, прикрытого шелковым покрывалом, расшитым черными узорами, напоминающими паутину. В самом деле, что ли, она принимает здесь тех, кого хочет соблазнить? При этой мысли в голове Германа нарисовались картины, одна другой притягательнее. Однако он сделал усилие, чтобы их отогнать. Напомнил себе, что он все еще на службе.
Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Лицо баронессы, бледность которого подчеркивал падавший сквозь ветви жасмина лунный свет, было загадочным и расслабленным. Улыбка, застывшая на полуоткрытых губах, озадаченной.
— Ну, рассказывайте, — проговорила она, сложив руки на груди. — Кто вы такой?
— Что же именно вам интересно?
— Мне интересно все. Жизнь удивительно скучна. Вы не находите?
— Не нахожу, — ответил Герман, потерев обожженную руку. — Моя жизнь совсем не кажется мне скучной. Особенно в последний месяц.
— О, тем более, расскажите, — она улыбнулась.
— Лучше вы расскажите, — Герман перегнулся к ней и уставился прямо в глаза. — Есть одна вещь, которая меня в вас чрезвычайно интересует.
— Что же это за вещь?
— В каких отношениях вы были с покойным князем Вяземским?
Она в ответ тонко рассмеялась, откинувшись на спинку скамейки.
— Ну, что ж, можете тогда не отвечать на мой вопрос. Вы своим на него ответили — теперь я знаю, и кто вы, и как попали на маскарад. Департамент контроля магии, верно? Отдельный корпус жандармов?
Герман смутился.
— Что же вместо вас не прислали того симпатичного эльфа? Впрочем, вы тоже ничего.
— Благодарю, — Герман усмехнулся. — Однако вы, все-таки, на вопрос не ответили.
— Что ж, ну давайте представим, что я сижу у вас в кабинете, вся такая напуганная, на прикрученном к полу табурете, а вы важно уселись за стол и задаете вопросы. Вам ведь такой способ общения наверняка по нраву?
— Не знаю, не пробовал, — Герман с улыбкой развел руками. — Я служу по этой части совсем недавно.
— Наверняка, наверняка, — баронесса махнула рукой. — Иначе для чего бы вы пошли в жандармы? Ладно, поиграем в эту игру. Вы хотели услышать о Вяземском? Извольте. Константин Гаврилович был моим… ну, «другом» — пожалуй, слишком громкое слово. Приятелем — скажем так. Он тоже очень любил маскарады — впрочем, у него они выходили поскучнее. С размахом, но без… пикантности, которую вы могли оценить сегодня.
Герман невольно вспомнил сладострастную улыбку римской матроны. Что ж, пикантности сегодня было просто через край, что и говорить.
— Так вот, — продолжала фон Аворакш, положив подбородок на тонкие пальцы ажурной перчатке, — он любил маскарады, и… как там у этого вашего знаменитого поэта: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец». Он совершенно не умел считать деньги. Заключал невыгодные сделки. Связывался не с теми людьми. Все время влипал в какие-то сомнительные обороты. Я, как могла, удерживала его от этого, но что я могу…
— Вы хотите сказать, что из-за этих-то оборотов его и убили? — уточнил Герман. Он сразу вспомнил, что говорил о князе Пудовский: «Очень непрактичный человек». Кажется, суровый промышленник и испорченная баронесса были об убитом совершенно одного мнения.