— А что, собственно, случилось? Ну, помимо того, что устроили вы сами?
— В том-то и дело, что ничего. Это и любопытно.
— А что должно было случиться? — она вновь чуть наклонила голову и прищурила глаза.
— Несчастье, — ответил он.
— Что же, если и впрямь нам грозило какое-то несчастье, то оно, кажется, успешно предотвращено. Вам дадут за это орден? Вы выглядели бы очень мило с орденом на груди. Знаете, у вас в жандармском дают такой, с сапфирами.
— Но все-таки, о чем, по-вашему, князь хотел предупредить? И кого?
— А как вам такая теория, — она вновь улыбнулась, — предположим, мне нравится заманивать наивных юношей в свою беседку и там выпивать из них кровь до капли. И именно об этом-то князь и хотел предупредить какого-нибудь молодого человека, чья судьба ему не безразлична. И быть может, даже успел предупредить, так что молодой человек на нынешний вечер не пришел, и его место заняли вы?
— Весьма остроумная теория, — Герман внутренне поежился, но постарался, чтобы его улыбка выглядела как можно более развязной. — Однако я полагаю, что из-за подобной ерунды вы не стали бы Вяземского убивать.
— А кто вам вообще сказал, что убийство князя непременно связано с запиской, которую он написал?
— А ведь я вам не говорил о записке, — произнес Герман.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Это была безмолвная дуэль взглядов, и баронесса, все-таки отвела глаза первой, что Герман расценил, как маленькую победу.
Она уже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, как вдруг на дорожке раздался топот ног, и в беседку ворвался мужчина высокого роста в серой тунике раба — в таких щеголяли на вечере лакеи баронессы. Лицо вбежавшего показалось Герману смутно знакомым, но он не успел вспомнить, где его видел, как тот с размаху засветил Герману кулаком в лицо. Молодецкий удар едва не расквасил ему нос, но пришелся слегка по касательной, щеку под глазом обожгла боль, в голове загудело. Баронесса отчаянно вскрикнула. Послышались новые шаги, Герман, закрывшийся руками, получил еще пару ударов в свой блок, вскочил на ноги, попытался ударить в ответ, пропустил удар в ничем не защищенный живот, согнулся пополам.
Тут подоспел еще кто-то, схватив лакея за руки. С трудом разогнувшийся Герман увидел, что это толстяк-дворецкий. Совсем не казавшийся сильным, он, однако, удерживал рвущегося из рук рослого лакея, а Герману удалось его разглядеть. Это был тот самый лакей, что служил ранее у князя Вяземского и передавал сведения о его делах баронессе. Вот, значит. Теперь окончательно к ней в услужение подался.
— Что такое, Жорж? — воскликнула баронесса, и в голосе ее послышалось шипение. — Как ты смел⁈ Исчезни немедленно.
— Нет уж! — ревел лакей, вырываясь из рук дворецкого. — Я ему отомщу! Я… я его уничтожу!
— Да что тебе сделал этот молодой человек? — баронесса уставилась на слугу.
— Он… он отнял у меня самое дорогое! Я теперь никогда не буду счастлив, никогда! Я знаю, это он отнял, он! Душекрад! Верни мою душу, мерзавец! Верни ее! Верни!
Однако тут подоспели еще двое лакеев. Они скрутили скандалиста и поволокли его по дорожке прочь от беседки, в сторону темневшего в стороне флигеля.
— Прошу прощения за эту нелепую выходку, — проговорила озадаченная баронесса. — Я велю сегодня же отказать этому сумасшедшему, однако же… до сих пор я не замечала в нем ничего подобных странностей. Что вы ему сделали?
— Всего лишь арестовал и допросил его, когда заметил, что он странно вел себя на месте преступления, — ответил Герман. — Впрочем, его вскоре отпустили, причастность его к убийству князя не была установлена.
— Он сказал, что вы — Душекрад, — проговорила баронесса медленно. — Это так?
— А если бы я был Душекрадом, разве я бы признался? — Герман усмехнулся.
— Почему бы и нет? Разумеется, в таком случае вам не следовало бы открываться перед первым встречным, однако нашлись бы и те, кому подобное знакомство пришлось бы по вкусу. Разве вы никогда не слышали, что демонизм очень притягателен, особенно для женщин определенного склада?
Герман сразу вспомнил Надю и то, с каким придыханием она говорила о своем Фридрихе.
— О, да, для женщин определенного склада демонизм притягателен, — проговорил он. — Вот только сдается мне, что вы — совсем иного склада. Вы не из тех, кто теряет голову.
— Иногда всякая женщина хочет ее потерять, — баронесса печально улыбнулась. — Но не всякая на это способна, тут вы правы. Впрочем, настоящий Душекрад во плоти — это, конечно, был бы особый случай… Однако, отчего Жорж назвал вас Душекрадом?
— Полагаю, это из-за того, что я был рядом с ним, когда с ним случилось… несчастье, о котором он так скорбит. Вероятно, он решил, что я имею к этому какое-то отношение.
— А вы не имеете?
— Если бы я был на такое способен… разве я бы признался? — Герман снова усмехнулся, но в этот раз вышло как-то кривовато. Ненатурально вышло. И для баронессы это, конечно же, осталось незамеченным.
— Ах, вы мой милый! — проговорила она, тонко рассмеявшись. — Прелестно это у вас выходит — мистифицировать. Однако, пожалуй, хватит на сегодня разговоров.