Читаем Души полностью

И когда в Венеции умер мой дядя, отец предложил заменить его в печатне, и мы перебрались сюда. Убежали от позора. Только позор-то никуда не делся, и всякий раз, когда сюда наведываются по делам люди из Вероны, я боюсь, что кто-нибудь из них окажется Йехиэлем, а мне и невдомек будет, ведь я его так и не видела в лицо.

Теперь ты знаешь, что́ я искала в аптеке. Я должна избавиться от этих шрамов. Мама говорит, что в конце концов меня выдадут за Абаджиджи, торговца сушеными фруктами. – Гейле разразилась истеричным смехом, тут же оборвавшимся. – И что мне делать? Ты парень, вот и скажи мне – кто-нибудь в этом мире пожелает взять за себя такую невесту, как я?

Чем дольше она говорила, тем больше усиливался и разрастался шум в его голове. Звон колокола с площади, где проводили казни, уже смолк, но еще долго эхом звучал у него в ушах.

– Что ты лыбишься? Я тут душу перед тобой изливаю, а ты… Ты тоже не без изъяна, имей в виду.

– Это ты! – прошептал он с улыбкой.

– Ты вообще не задумываешься о женитьбе? Ты ведь старше меня на два года, нет? Почему у тебя нет бороды? Не растет? Это же странно, разве нет? Я не стремлюсь тебя обидеть, просто говорю, что в каждом человеке есть что-то странное, не только во мне.

Взмахом веера она отогнала от себя мошек.

– Теперь ты меня выслушай…

– Я слушаю!

Он ощутил, как история захлопывается вокруг них, как книга, прошлое и будущее лязгают друг об друга своими створками, как собачьи челюсти, замыкая их обоих внутри себя.

– Со мной тоже кое-что случилось, когда мне было девять лет, – начал он.

– Со мной это произошло в семь лет. Прости, что прерываю тебя, но важно, чтобы все было точно.

– Ты права, когда мне было девять, тебе было семь. Это верно, все верно.

– Гедалья, ты меня извини, но по большей части я не понимаю, что ты говоришь. Тебе следовало бы научиться изъясняться получше.

– Эта отметина на твоей руке… – Он запнулся, чувствуя, что ему трудно изложить все по порядку. – Ты была крохотулечка, вот такая, – сказал он.

– Когда это? Я сроду не была маленькой, – вздохнула она.

– Но это ты, Гитл, ты.

– Как ты меня назвал? Гитл?

– Это твое имя, а меня звали Гец.

– Гец и Гитл. Ты все это только что придумал?

– Ничего я не придумал. У меня нет воображения. Эти шрамы от собачьих зубов!

– Да меня в жизни не кусала собака.

– В этой жизни – нет, но в той жизни – кусала.

С далекой площади волной донесся гул, что-то вроде единого выдоха “а-а-а”, вырвавшегося из глоток говоривших на разных языках людей. Шея повешенного хрустнула, ломаясь. Еще миг – и жизнь возвратится на улицы.

Гедалья рассказывал, следуя от конца к началу. В конце были пес и веревка, прежде них – темнота, лес, сова, яблоко, телега с мертвым возницей… Подробности, которых он раньше не помнил, со всей ясностью всплывали у него перед глазами. Он походил на медиума, проводящего сеанс вызова духов, только вот мертвец, говоривший через него, был он сам. Глазам его предстал возница, он брел, возглавляя шествие Амана. Татэ Перец проревел: “Сейча-ас!” Гедалья ясно увидел, как его булыжник, то есть камень Геца, пролетел в воздухе и попал гою Павлу в плечо, тогда как камень, брошенный Гитл… да, именно ее камень раскроил Павлу висок, через эту рану тот и изошел жизненным своим соком.

Оказывается, души дорогие, это и есть наивернейший способ оживить воспоминания – не гипноз, под которым возвращается память о предыдущих твоих воплощениях, не кушетка психоаналитика, на которой открываешь детские свои переживания, и даже не медитация на вершине горы, а просто прогулка с девушкой, которая, затаив дыхание и широко раскрыв глаза, внимает тебе.

Это осознание изменило все его существование. Из грешника-страдальца Гедалья превратился в ангела-хранителя. Годы мучений завершились, отныне у него была миссия – спасти душу младшей сестры. Гедалья верил, что именно для этого он и был возвращен на землю, и отныне жизнь его из наказания обратилась в щедрый дар.

– Почему ты замолчал? – спросила Гейле.

– Слишком много надо рассказать. Ты начинаешь вспоминать?

– Ты так красиво рассказываешь, что мне кажется, будто я помню.

– Можно взглянуть на твой шрам?

Удостоверившись, что никто на них не смотрит, она вздернула рукав, обнажив запястье. В каждой линии рубца Гедалье чудился возникающий из воздуха зуб, за ним еще один, и еще, и вот уже все вместе они обращаются в челюсти пса, вырисовывается пасть черного зверя с приплюснутой мордой, а к ней уже лепится пружинистое мускулистое тело с яростно бьющим хвостом.

Месяц тишрейчеснок, фенхель и шоколад

Когда горожане из благородных желали уединиться с кем-нибудь, они встречались в театральных ложах, закрытых гондолах, в монастырских альковах или во флигелях слуг. Но что делать двум молодым евреям? Прибегнуть к методу от противного и встретиться в самой толчее рынка Риальто. Волны гомона там подобны тишине, если сумеешь воспарить на них.

Перейти на страницу:

Похожие книги