Души

Грохот в Арсенале, районе верфей, превосходил рыночный гомон и казался предпочтительнее в смысле предоставления убежища. Тем более что здесь почти не попадались люди в красных колпаках, которые могли бы их узнать. Все было залито солнечным сиянием, высвечивавшим каждую впадинку и каждый выступ на стенах. Перед улыбающейся Гейле и одинокой жирной чайкой Гедалья изображал всех участников того пуримского шествия в Хорбице.

Слова “тестостерон”, “эстроген” или “серотонин” еще не звучали в мире, но гормональные явления, безусловно, имели место и тогда. И в одном из восторженных взмахов рука Гедальи случайно коснулась плеча Гейле. В первый раз они коснулись друг дружки. Оба поспешно извинились, и Гедалья продолжил представлять шляпника Шмерла, однако ощущение прикосновения так и жгло его руку.

– Что бы мы делали без Хорбицы? – спросила Гейле. – О чем говорят парни и девушки, которые не были вместе в предыдущем перевоплощении? О чем разговаривает моя сестра со своим женихом? Что их связывает, кроме договора с брачными условиями? Знаешь, он попросил ее портрет, и на этой неделе к нам приходил художник. Брайне как дура просидела перед ним несколько часов. А в итоге она выглядит на портрете косоглазой куклой. Ты бы хотел мой портрет?

Гедалья с воодушевлением подтвердил.

– Я тебе не верю! Что будет, если к тебе заявятся сваты? А ведь непременно заявятся и предложат партию. Ты здоров, богат. Согласишься?

– Уже предложили. Мою кузину, скелет ходячий. У ее отца больше денег, чем у нас когда-либо будет. Это partito, от которого невозможно отказаться.

– Так ты согласился? – холодно спросила девушка.

– Конечно, отказался.

– Тогда ты дурак, – объявила она, вздергивая подбородок, и подкрепила свои слова цитатой: – “Каждый человек обязан жениться, чтобы плодиться и размножаться, тот же, кто не делает этого, подобен проливающему кровь”.

– Так ты читаешь книги, которые набираешь.

Грохот верфи, от которого им удавалось отрешиться, с неодолимой силой заполнил все пространство вокруг. Удары молотов, проклятья матросов, визг пил по металлу.

– По правде сказать, я не удивилась, когда ты рассказал, что мы убили кого-то в предыдущем перевоплощении, – вдруг сказала она. – Мне не раз думалось, что у меня хватит силы, чтобы убить. Когда Йехиэль отказался от меня, я была готова прикончить его.

– Какое счастье, что ты сдержалась, иначе бы нам никогда не встретиться.

Громадный торговый корабль, разрезая носом воду, вышел из верфи, за ним тянулся пенный шлейф.

– Знаешь, что нам с тобой нужно сделать? – спросил Гедалья и тотчас же сам ответил: – Мы должны покинуть Венецию. Бежать отсюда. В Хорбицу.

– Только ты и я?

Он кивнул.

– А где она, эта Хорбица? В какой стране?

– Нетрудно будет узнать, надо только поспрашивать наших мореходов, – уклонился от прямого ответа Гедалья. – Совершенно точно, она недалеко от деревни Дыровка. На берегу большой реки. Там растут каштаны и орешина, ясени и рябины, тут нет таких деревьев. Когда мы были маленькие, я умел лазать по деревьям как кошка. А сегодня я почти задыхаюсь, поднявшись по лестнице. Да, да, – ободрил сам себя Гедалья, – наше очищение должно произойти именно там. Там мы покаемся в грехе. Там испросим прощения.

– У кого, Гедалья?! У гоя, которого мы убили сто лет назад?

Он начал говорить, а в голове у него уже вовсю созревал план.

– Именно так. Придем на могилу Павла-гоя и попросим прощения у могилы. А потом пойдем на наши могилы. – Гейле поежилась, однако Гедалья продолжал, в восторге от собственной мудрости: – Если же кладбище поглотили земля и дикие травы, попросим прощения у земли и травы. У деревьев и камней. Камни всегда остаются камнями. Те камни, которыми мы бросались и из-за которых оказались выброшены назад в этот мир. – На миг он пожалел, что раввин, который счел его непригодным к учению, не слышит сейчас его рассуждений. Но пусть лучше будет так: только он и Гейле. Только они вдвоем.

Когда же девушка попыталась высказать опасения, припоминая рассказы – от которых волосы становились дыбом – о злоключениях евреев, странствовавших по дорогам, Гедалья возгласил:

– Пресвятой, да будет благословен, с нами, не забывай…

– А что мы скажем регистратору пассажиров на корабле? Что мы брат и сестра? Муж и жена? – Она то ли была озабочена, то ли подтрунивала над ним.

– Я могу быть твоим мужем-ашкеназом. Их бин а хосн ун зи из мейн кале![66]

– Звучит ужасно…

– Фар вос[67] ужасно? – улыбнулся он в ответ на ее улыбку.

– Не пойму, ты разыгрываешь меня, что ли?

– Тому, кто усомнится в нас, я пожелаю, чтобы дайн нешомэ зол арайнгейн ин а кац, ун а хунт зол им а бис тон![68]

– Ду бист а шойтэ, Гедалья, а гройсер шойтэ![69]

– Ну, так что ты скажешь – поехали? Вон подходит рыбачий баркас, давай у них спросим…

И Гедалья принялся махать руками двум рыбакам в баркасе. Легкая рябь поблескивала в солнечном свете. Он жадно вдохнул соленый воздух. Новое ощущение свободы наполнило его большое тело.