Души дорогие, в мире не было базы данных с фото, чтобы он мог бы рассматривать ее снимки в купальнике. И в те долгие дни, когда они не могли увидеться, Гедалья был вынужден рисовать ее образ, основываясь лишь на базе данных собственной памяти: круглое лицо, золотистая кожа, рыжие волосы, широкий рот, большой, почти как у коровы, язык, широкие плечи, а ниже – все сокровища мира.
Он начал осознавать жизнедеятельность человеческого организма как завода, ни на миг не прекращающего работы: сглотнуть слюну, моргнуть, вдохнуть и выдохнуть, стук сердца. С ума сойти можно. Любовь, которой он так опасался, внезапно стала представляться ему единственной тропой, ведущей к искуплению. Как написано в Книге Притчей Соломоновых, “любовь покрывает все их грехи”.
На свадьбе Йехуды Мендеса вино текло, как пот. Танцы были смешанными, мужчины вместе с женщинами, несмотря на полемику по этому вопросу, и Гедалья вдруг оказался танцующим со своей кузиной. Она надеялась, что между ними завяжется что-то, что закончится помолвкой. Он, со своей стороны, наступал ей на ноги, частью случайно, частью намеренно.
Пока гости напивались и объедались, Гедалья с тремя другими парнями волокли свежеиспеченного жениха в комнату уединения, находившуюся рядом с помещением, где происходила трапеза. Крепко выпившие, они, взревывая, пели:
Жениху-витязю вменялось в обязанность проделать брешь в “стенах” девицы посредством своего “меча”, дабы удостоиться “алмазов и сапфиров”. Под конец всем представили белую простыню, запятнанную кровью девственницы. Гедалья спросил самого себя, выйдет ли и он когда-нибудь из комнаты уединения, чтобы представить всем белую простыню, запятнанную кровью девственницы? И если да, кто будет та девственница? Ужели Гейле? К мыслям о женитьбе, всегда вызывавшим у него тревогу, добавилось новое обманчивое ощущение.
Осенние дни становились прохладными, но пока что еще можно было по-прежнему встречаться на улице, в темных уголках, как в конце улицы Калле-дель-Форно, улицы Пекарни.
– Ты мой маггид, – прочувствованно сказал Гедалья.
– Что это – “маггид”?
– Бестолочь, маггид – это спутник. Праведник, наставляющий бредущих во тьме…
– Спасите! Гедалья! – Она запрыгнула на сломанный короб для дров. – Кто-то коснулся моей ноги! Крыса! Вот она! Прибей ее, Гедалья!
– Как можно, Гейле? Посмотри на ее глаза. Может, это гой, которого мы убили? Или, может, наш отец?
– Прекрати, Гедалья, наш отец не крыса!
– Я не буду ее убивать.
– А я ни на миг не останусь здесь. – Она швырнула в удивленного грызуна поленом и поспешно удалилась.
Мораль: душе, переселившейся в крысу, затруднительно добиться понимания у душ, воплотившихся заново в телах других людей.
– Тебе когда-нибудь приходилось танцевать? – спросил ее Гедалья.
– Я думала, мы собирались вместе продумать наше путешествие в Хорбицу.
– Поговорим об этом тоже, – сказал он. – В любом случае нам еще не сегодня отправляться в путь.
Она была так красива. Ее светлые брови походили на полоски дорогого меха, а веснушки придавали лицу кошачье выражение.
– Так ты танцевала когда-нибудь или нет? – возобновил он допрос.
– Что за вопрос? Девушки танцуют. Только вчера мы с Брайне танцевали. Готовились к ее свадьбе.
– Мне бы хотелось увидеть, как ты танцуешь.
– Опять ты со своими странными речами, Гедалья. Такие слова пристало говорить мужу своей жене.
– Что такого странного в том, что я сказал?
– И что именно ты станешь делать, когда я буду танцевать? Уставишься на меня телячьими глазами?
– А что еще я могу делать? Танцевать-то я не умею.
– А ты хоть раз пытался?
– В этом перевоплощении? Нет.
– Так откуда тебе знать, что ты не умеешь танцевать?
Чем больше она корила его, тем больше ему нравилась. Она предпочитала разговаривать о прошлой их жизни, а не о нынешней.
– Потанцуешь со мной? – Он внезапно набрался смелости.
– Сейчас? Здесь? Чтобы все соседи повылезали и стали смотреть на нас? Да я от стыда лучше похороню себя заживо. А кроме того, нет музыки, а без музыки танцевать нельзя.