Души

– Это же непроизвольно! Может, от холода. Если я простужусь и умру, это будет твоя вина. Сам сюда меня завез, а теперь злишься. И мало всего этого, мне еще нужно в кустики на минутку… Подожди меня здесь и не подглядывай!

– Можно подумать, – проронил он, – я не видел тебя за этим занятием.

Потрясенная Гейле вытаращила глаза, похоже заподозрив, что, подобно другим подросткам, Гедалья с крыши подсматривал за ней в микве.

– Когда мы были маленькие, – успокоил он ее. – В предыдущем воплощении.

– А, в предыдущем…

Гейле скрылась за деревьями, и Гедалья, взиравший на море под хлеставшим в лицо ветром, невольно услышал очередное “ик”, а затем журчание, на миг затихшее и зазвучавшее снова.

Души дорогие, праматерь Ева или, скажем, Беатриче Дантова, не будь рядом помянута, не бегают по малой нужде. А вот Гейле побежала, и хорошо, что так, ведь иначе и лопнуть недолго.

– Итак, я привез тебя сюда, дабы принести тебе добрую весть, – торжественно заявил Гедалья, как только она вернулась. – Завтра, когда колокола прозвонят пять часов, мы отправляемся в путь.

– Что? Куда? – Гейле в изумлении уставилась на него.

– Что значит “куда”? В Хорбицу.

Расхожее мнение, будто испуг – верное средство от икоты, оказалось верным. Гедалья вынул из кармана листок бумаги, бывший для него дороже всех сокровищ дожей.

– Это карта нашего пути в Хорбицу, – возгласил он.

Гейле покачала головой, словно не веря.

– Ее нарисовал для меня надежнейший еврей по имени Ахарон бен-Йосеф. Он странствующий учитель, объездил полмира, а теперь направляется во вторую его половину.

– Он бывал в Хорбице?

– Он сам нет. Но он смог точно указать, где она находится.

– Каким образом?

Гедалья водрузил ногу на поваленное дерево. Гейле встала, скрестив руки, по другую сторону ствола, сейчас она походила на дебелую крестьянку, начисто лишенную воображения. Губы ее были сжаты.

– Я повстречал его в синагоге. Когда увидел, то сразу вспомнил моего меламеда в Хорбице. Тот вечно грозился, что если мы не будем его слушать, то он посадит нас в телегу, отвезет в Шварце Туме и продаст там на ярмарке. И так как мне вспомнилась эта история, я поделился ею со странствующим гостем. К моему удивлению, он сообщил мне, что Шварце Туме – не выдуманное местечко, но настоящий город в этом мире, где действительно проходит ярмарка. Вот только он не помнил, чтобы там продавали строптивых школяров. К местечку Белая Церковь это второе название, означающее Черная Мерзость, давно прилипло.

– И как это все связано с Хорбицей?

– Очень просто! Он нарисовал мне карту. Вот, взгляни, это все – области Подолье и Волынь в Речи Посполитой. Эта вот линия – река Рось, эта точка – Шварце Туме, о которой говорил мой меламед. И так по всему выходит, что где-то здесь должна находиться и наша маленькая Хорбица.

Гедалья утаил истории о жутких погромах, о которых поведал ему странствующий гость. Он также не стал упоминать о работорговле, процветавшей в этих краях в те времена. Он верил, что Господь оградит их от опасностей в их странствии. Гейле опустилась на мокрый ствол. Похоже было, что силы внезапно оставили ее.

– Нельзя поддаваться сомнениям, Гейле, это наше испытание. Я приобрел нам место на корабле. В это время года корабли редко уходят в море, но есть один купец по имени… Не смотри ты на меня так, Гейле! Мы поплывем торговым маршрутом и бросим якорь в порту Констанца на Черном море. А там все уже просто: найдем еврея, который едет на ярмарку в Бердичев или, что еще лучше, на ярмарку в Шварце Туме, и все – приехали! Мы венецианцы, властители морей, наши деньги везде ценятся. Все путешествие продлится месяц, может, даже меньше! У меня есть деньги, много денег, у нас ни в чем не будет недостатка. Главное – карту не потерять.

– Ты все это всерьез, – то ли спросила, то ли подтвердила она.

– Конечно. Корабль отплывает завтра.

– Завтра? За нами что, кто-нибудь гонится?

– И кто же за нами гонится? – взорвался Гедалья. – Мертвый возница, вот кто! Павел-гой, которого мы убили, вот кто за нами гонится. Следующее воплощение гонится за нами, то, в котором нам уже не быть изнеженными детьми из Венеции, а станем мы какими-нибудь крысами, если не чем-нибудь похуже!

– Ты предполагаешь исчезнуть, не сказав никому ни слова? – Гейле говорила безмятежно, будто сидела перед уютным пылающим очагом, но перед ней пылал не очаг, а Гедалья.

– Им нас в жизни не понять. А всем, кто встретится по дороге, мы станем говорить правду – что мы брат и сестра, что нас зовут Гец и Гитл и что мы возвращаемся домой.

– Я не могу пропустить свадьбу Брайне. – Гейле покачала головой, коса мотнулась из стороны в сторону.

Гедалья подумал, а не открыть ли Гейле, что ее добросердечный папаша заложил обручальное кольцо ее матери ради лукавой куртизанки, подстроившей ему ловушку, в которую он так и бросился очертя голову. Но он сдержался. Девушка же все упорствовала:

– А ты, ты подумай о своем отце. У него же никого, кроме тебя, нет. Он останется совсем один.

– Пусть остается один и умрет в одиночестве.