Вихрь войны застал нас, и его и меня, на последнем курсе наших вузов, и разметал в разные стороны. Дважды мы встречались в боевых условиях, и оба раза смогли друг другу оказать серьезные услуги. Но об этом не стану тут рассказывать, чтобы не отклоняться в сторону от главного.
После окончания военных действий я попал в Париж, а его потерял вовсе из виду, хотя и слышал из вторых рук, что он тоже уцелел и в эмиграции.
Полной неожиданностью мне было столкнуться с ним нос к носу на бульваре Араго, куда я и попал-то случайно, по делам; жил я в другом конце города, около Порт де Версаль.
Мы один другому очень обрадовались, и он потащил меня в гости. По пути он заглянул в несколько лавок и – хотя в то время во Франции еще царили всяческие ограничения, – сумел запастись бутылкой водки и разными закусками.
После блуждания по лабиринту странноватых улиц квартала, со зданиями, похожими на крепости, среди массивных и гладких каменных стен, мы вошли в его дом – угрюмый, серый, высокий, как и другие вокруг, – и вскарабкались по крутой и широкой деревянной лестнице с несколькими поворотами в его жилище на чердаке.
Комната, расположенная под самой крышей, с темными балками свода, выглядела широкой и в особенности длинной, и отчетливо делилась на две части. В первой, обитаемой, направо от двери стоял большой стол, на который Вадим свалил покупки и куда мы подсели и начали угощаться. Вторая тонула во мраке: электрическая лампочка, которую мой приятель включил, входя, освещала только ту половину, где мы устроились.
Я был голоден, Тураев, видимо, тоже; так что мы быстро опустошили тарелки, да и от живительной влаги ничего не осталось. Но еда и выпивка не мешали нам оживленно болтать, повествуя каждый о своих мытарствах и удачах.
Вадим, оказывается, работал в каком-то французском научном учреждении, на должности то ли лаборанта, то ли техника; которая, по счастью, оставляла ему вдосталь свободного времени, а это последнее он посвящал собственным исследованиям, по его словам, увлекательным и продуктивным. Когда он касался данной темы, у него даже глаза блестели.
Несмотря на то, что я, – как уже и сообщил выше, – в технике ничего не понимаю, я не мог не осведомиться о предмете его работ.
– Ты помнишь «Машину времени» Уэльса? – ответил он вопросом.
Ну, как же бы не помнить! С каким увлечением мы ее в школе читали! – его слова на миг перенесли меня в далекое прошлое, наше с ним общее.
– Так вот, я достиг того же, что герой английского фантаста… даже лучше него!
Я не в силах был скрыть недоверия. При всем преклонении перед талантами моего приятеля, такое утверждение, – кто со мной не согласится? – звучало чересчур уж экстравагантно.
– Сомневаешься? – заметил он, похоже обидевшись. – Сейчас я тебе покажу!
Он провел меня на другую половину помещения и щелкнул штепселем. Большую часть здесь занимала какая-то непонятная машина в форме огромного, тянувшегося от стены до стены ящика, выше, чем в человеческий рост. Она мне чем-то напоминала радиоаппараты, или скорее еще телевизоры (мало в ту эпоху еще и распространенные).
Перед нею стояла скамейка, на которую хозяин меня жестом усадил. Сам он скользнул к своему прибору и повернул какие-то ручки, приделанные к оному сбоку.
Передо мной открылось окошко или, как мне в первый момент почудилось, экран телевизора. За ним рисовалась небольшая прогалина в дремучем тропическом лесу. Исполинские деревья неизвестных сортов, буйная трава, главным образом вроде папоротника, порхающие среди нее крупные жуки и бабочки… всё это, окруженное странным налетом тайны и безмолвия.
Я остолбенел.
– Знаешь, – сказал Вадим (в голосе его сквозило сильное возбуждение; возможно, и выпитая водка сыграла роль). – Это очень удачно, что ты тут. Мне давно хотелось сделать опыт, но я не решался. В присутствии надежного человека, каков ты для меня, мне легче осмелиться…
Он всё же колебался. Потом он вытащил, открыв комод, тяжелый наган и положил мне на колени.
– На всякий случай. Наверное, не понадобится… Но всё – вернее…
После такого загадочного и немало меня обеспокоившего предупреждения он перекинул ногу через край зияющего перед ним отверстия и вступил внутрь. Стоя по пояс в зеленых зарослях, он повернулся и приветливо помахал рукой.
Пораженный, я наблюдал, как он бродил по цветущему лугу, срывал некоторые растения и с любопытством их рассматривал, жадно вглядывался в простиравшуюся поодаль лесную чащу. Осмелев, он двинулся к ней, нырнул под тенистый полог ветвей – и исчез…
Зрелище пустой поляны меня совсем обескуражило; словно бы я сам заблудился в глухой тайге… Я чувствовал себя покинутым и растерянным, и невольным движением сжал рукоятку данного мне револьвера и проверил заряд.
Удачно для меня?
Словно в дурном сне, на прогалину выскочил громадный разъяренный кабан. С фырканьем он рыл клыками землю и хрипло рычал. Потом его глаза уставились прямо на меня, – не представляю себе, как ему рисовалось окно в наш мир, открытое моим злосчастным другом? – и… он кинулся вперед.