Эта фраза разозлила Анну, и в этом было её спасение — потому, что удар, попавший на ТНС, теперь уже перешёл на её сильную функцию — творческую волевую сенсорику (+ЧС2). Анне очень захотелось отомстить Елизавете Йорк, поставить её в глупое, смешное положение. Она тут же стала продумывать планы мести. Представила, что вот сейчас подзовёт пажа и прикажет ему пролить вино на новое платье наглой принцессы, чтобы его пурпур стал ещё краснее, а заодно, чтобы и на белое платье Елизаветы Вудвилл пролилось… Она уже совсем было собралась с духом и решилась осуществить свою месть, как в этот самый момент Ричард положил на её ладонь свою руку. И всё. И больше уже ничего не было нужно: она поняла, что он не теряет с ней связь, он её понимает, чувствует, ощущает все её состояния, как свои. Ей ужасно захотелось расплакаться, — она полагала, что имеет на это право, ведь она только что столько всего пережила! Поглаживая её по руке, Ричард помог ей успокоиться, а потом предложил свою руку, приглашая на танец, потому что надо было открывать бал.
А потом они танцевали. Как в детстве, когда он её с лёгкостью подхватывал и кружил…
Неожиданно ею снова овладел страх, и мелькнуло предчувствие, что это последний бал в её жизни. И может быть даже последний танец. Ей стало очень горько и опять захотелось плакать. Музыка продолжала играть, и надо было завершить танец, чтобы не дать повод для новых сплетен. Ричард обнял её во время танца, пытаясь успокоить, но она уже думала о брошенной фразе: «Её дни сочтены…». «Что станет с ним, когда меня не будет?» — подумала Анна и тут же увидела перед собой его испуганное лицо: он конечно же прочитал её мысли. За те годы, что они прожили вместе, они понимали друг друга без слов. Ричард опять подхватил её на руки и стал кружить, чувствуя, как у него на руках она успокаивается. О новом платье Елизаветы Йорк никто из них уже не вспоминал. Сейчас они снова принадлежали друг другу и очень хотели остаться вдвоём.
После танца Анна повеселела, ей хотелось танцевать ещё и ещё. И Ричард её приглашал, пока она вдруг не почувствовала себя смертельно усталой. Бал продолжался, но она уже не вставала. Ноги её не слушались, руки дрожали от слабости. Ричард сделал знак доктору, и ей тут же поднесли лекарство в вине. После капель ей стало немного легче, но очень захотелось расслабиться и уснуть. Она опять ощутила его ладонь на своей руке, успокоилась и погрузилась в тёплую дрёму, в уютный и мягкий туман, который обволакивал её, расслаблял и уносил в далёкие и светлые воспоминания их общего, счастливого детства…
Где — то вдали приглушённо звучала музыка. Она узнала в ней свои любимые ирландские песни, которые так приятно было слушать летними вечерами в саду, в замке Уорвика, когда лучи заходящего солнца золотистыми бликами просвечивали сквозь листву деревьев. А как приятно было сидеть на согретых солнцем ступеньках Маунда — небольших ворот на холме, с двумя невысокими башнями по бокам и сходящими с двух сторон лестницами — излюбленном месте их детских встреч. А какой вид открывался оттуда на поля и равнины!.. Они оба любили смотреть на эти луга, покрытые воздушной дымкой под бескрайним, ослепительно светлым небом, мечтая о своём общем будущем, о том, каким оно будет безоблачным и счастливым. Оно и было счастливым, жаль только, очень недолгим…
Бал заканчивался, гости уже расходились. Огни погасли. Скоро они останутся вдвоём, и потекут волшебные часы их нерасторжимой близости друг с другом…
53. Атака «троллей»
Фривольное поведение Елизаветы Йорк на Рождественском балу породило массу новых слухов и сплетен, спровоцировавших мощную волну грязной, клеветнической кампании, распространяющейся широким фронтом и вовлекающей в пучину своей активности всё большее количество людей из ближайшего окружения Ричарда III. Как всегда в таких случаях, клеветники ставили во главу угла "недостаточно гуманную"составляющую любого решения и действия короля, а затем уже возмущались и кипели негодованием по поводу намечающихся «негативных тенденций» его правления. Исходили злобой и ненавистью, представляя каждый поступок Ричарда в самом невыгодном свете. Сеяли панику, раздували истерию, восстанавливая против короля всех вокруг.
Прежде всего возмущались «поборники справедливости», ссылаясь на неподобающий наряд Елизаветы Йоркской:
— Если ей можно ходить в королевской одежде, то почему нашим жёнам и дочерям нельзя?
К ним присоединились и "поборники нравственности", осуждавшие легкомысленное поведение Ричарда "из сострадания" к обманутой им королеве.
И те и другие усердно раздували слухи о будущей свадьбе короля, дополняя их новыми, возмутительными подробностями.
Сплетни и кривотолки по поводу предстоящей женитьбы короля Ричарда на Елизавете Йорк возникали повсюду, курсировали по стране, расползались по всей Европе, докатывались до Франции, побуждая Генриха Тюдора спешно готовиться к вторжению в Англию.
В центре внимания всей Европы теперь оказалась сама принцесса Елизавета.