Два ракурса времени в истории Ричарда III

К тому же эту квазитождественную сцепку усиливало взаимное притяжение по психологическим признакам КВЕСТИМНОСТИ и ДЕКЛАТИМНОСТИ, индуцировало противоборство по квадровым психологическим признакам РЕШИТЕЛЬНОСТИ — РАССУДИТЕЛЬНОСТИ и СУБЪЕКТИВИЗМА — ОБЪЕКТИВИЗМА. Разнобой усиливала несовместимость по признакам ЭВОЛЮЦИИ — ИНВОЛЮЦИИ: каждому из них казалось, что противник специально поступает ему на зло, — разрушает всё то, что он с таким трудом для себя построил.

Замкнулись они на противоборстве по ортогональным признакам СУБЪЕКТИВИЗМА — ОБЪЕКТИВИЗМА. Елизавета Вудвилл как СУБЪЕКТИВИСТ и АРИСТОКРАТ [61] боролась за своё преимущественное место в системе, — проводила акцию устрашения, чтобы другим не повадно было на её привилегии посягать.

Кларенс как АРИСТОКРАТ — ОБЪЕКТИВИСТ боролся за свои личные права и привилегии, доказывая всем — и себе, в первую очередь, что их можно и нужно отстаивать. Королева выплёскивала на Кларенса всё своё раздражение, изливала на него свою ненависть к предателям — бунтарям. Кларенс в лице королевы боролся с деспотизмом и тиранией — отстаивал (как «ИЭЭ») свои индивидуальные права и свободы — исконное право личности на реализацию предоставляющихся возможностей («интуиция альтернативных потенциальных возможностей» — его программный аспект). Но королева про его личные шансы уже всё поняла: он их реализовывал, всякий раз переходя на сторону победителей, а потом перебегал на другую сторону, когда в противоположном лагере его этих шансов лишали. А всё потому, что он — индивидуалист! — думает только о себе!

Королева доказывала, что интересы королевства (системы) должны быть выше личных интересов — «С;егодня не личное главное!..». А Кларенс ей возражал: «Знаем мы Ваши общественные интересы, — вы преследуете свои личные цели!.. А я тоже имею право отстаивать свои личные интересы! Почему Энтони Вудвилл, новоиспечённый граф Риверс, получил право на высокородный, престолонаследный брак, а мне, принцу крови, в этом праве отказывают? Я — брат короля, я имею законное, приоритетное право на брак с принцессой! ».

(Вот потому‑то и отказывают, что он — брат короля! Партия королевы вытесняла родственников короля из системы: сначала оттесняла от самых престижных и высокодоходных мест, а потом и совсем уже вытесняла прочь, поставив в положение аутсайдеров. Сбывалось предсказание шекспировского Ричарда Глостера:

С тех пор, как каждый шут здесь дворянин,
Дворяне скоро все шутами станут [62].

Кларенса уже шутом сделали. На законные и приоритетные права высших аристократов -йоркистов семейство Вудвиллов посягало в первую очередь. И не просто посягало, а вытесняло по-чёрному, — через откровенную травлю, террор, издевательства, репрессии и «акции устрашения». А Кларенс как раз и был тем человеком, на котором можно (и нужно) было отработать тактику устрашения и «показательно» отыграться: чтобы остальные сидели тихо и не вздумали бунтовать!

Кларенс для Вудвиллов был «пробной планкой», — попыткой, через которую они предполагали расширить сферу своего влияния и своих возможностей: если удастся родного брата короля устранить, остальные йоркисты уж точно притихнут, — будут знать, кто в доме Йорка хозяин.

Сама Елизавета Вудвилл происходила из Ланкастерского дома, и её муж, сэр Джон Грей погиб, сражаясь за этот дом. Выходя замуж за главу дома Йорка, она этот факт скрыла, но и причин любить йоркистов у неё не было. И даже став "первой леди" в доме Йорка, она всё ещё чувствовала себя чужеродным элементом в этой системе.

Она и была чужой (и даже более того, — враждебной) этому дому, и ей не стоило труда понять, что возражения Кларенса — это камушки в её огород, намёк на её «не пойми какое», происхождение и на убогое и унизительное существование до брака с королём. Во всём этом ей слышался упрёк: «привела голодранцев на нашу голову, которые нас под липку обдирают, да нас же из дома и вытесняют!» и намёк на её подрывную, анти — йоркистскую деятельность при дворе, — позицию «свиньи под дубом»: желудей досыта наелась, да сама же корни вскормившему её дереву и подтачивает.

Но это действительно так и было: семейка Вудвиллов пригрелась под крылом дома Йорка, а затем стала вытеснять своих благодетелей, чтобы пожизненно не быть им признательной за это благодеяние. Признательность политически и психологически обременительна, — за неё надо верностью платить! А верность, в системе ценностей этих людей, выросших в смутные времена, когда каждый сам для себя ловит рыбку в мутной воде, считалась глупостью и непозволительной роскошью: какая верность, если поминутно надо держать нос по ветру и свою шкуру спасать?! Вот эту шакалью позицию своих родственничков и прикрывала Елизавета Вудвилл.

А лучший способ зашиты — нападение.