Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

Самым близким его другом и конфидентом стал Карло Андреа. Биографы наперебой пишут от имени Наполеоне: молодому офицеру тогда казалось, что их навсегда соединило родство душ, пылкость чувств и единство цели. Оба были поклонниками Жан-Жака Руссо и философии просветителей, готовые при первом призывном зове трубы ринуться в бой за великие идеи, за Корсику. Это были искренние юношеские порывы и совместные клятвы – посвятить себя служению народа, особенно для их пары с Поццо де Борго, ну прямо Герцен с Огаревым на Воробьевых горах или Пушкин с Чаадаевым, так и вспоминаются строки нашего великого поэта «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!», очень соответствующие этой ситуации. Последнее уже я добавил на основе цитируемых представлений иных биографов.

Но повторю: это всего лишь видение ситуации со стороны некоторых писателей, выдаваемое от лица молодого Буонапарте. Я не думаю, что умный и скрытный Поццо де Борго, который был к тому же постарше и уже занимался адвокатской практикой, мог быть на одной волне с юным мечтателем, который расслабился, наконец-то попав домой и встретив соотечественника, готового его выслушать и хотя бы быть в курсе предмета разговора.

Но идею организовать в ближайшем будущем в Аяччо патриотический клуб, в котором планировалось обсуждать все животрепещущие проблемы острова, оба его партнера поддержали. Они уже и сами серьезно обдумывали свое участие в будущей общественной жизни города и острова и этот проект им глянулся. Но пока так и остался – в задумках.

Несложно предположить, что происходило в сознании Наполеоне осенью и зимой 1786 г. Жители его родного острова предстали перед ним в своем истинном свете, совсем не похожие на великий народ героев, созданных его воображением. Ну а городская жизнь – тем более, это было просто сонное царство, скорее болото, которое за редчайшим исключением не хотело никакого вмешательства со стороны в свою устоявшуюся общественную жизнь, в которой каждая личность была себе на уме, не доверяла никому, говорить могла одно, а думать совсем другое. И ему уже трудновато было внушить самому себе, что это французы довели их до подобного состояния.

Ну и что вы думаете? Он начал посыпать голову пеплом и предаваться страданиям? Ничего подобного, не так-то просто было его заставить отказаться от мечты о будущем родины с его участием. Чем труднее предстоит задача, тем больше славы будет герою, энергия продолжала бить в нем ключом. Он просто пока переключил ее на другое направление и по собственной инициативе, на базе полученных во время учебы и службы данных со всей тщательностью стал заниматься разработкой проектов укреплений для обороны Сен-Флорана, Ламортиры и залива Аяччо.

Зачем? Думаю, в честолюбивых мечтах видел себя в роли будущего руководителя Корсики. Схватился было и за проект по реорганизации семейных земельных участков для развития агрокультуры по примеру французской, для начала на собственных участках, но дядя сказал, что одного прожектера для него уже было достаточно и он не выделит под эти планы ни единого су. Пришлось отложить их до лучших времен.

Много путешествовал по окрестностям, встречался с очевидцами войны за независимость. Слушал их рассказы, выискивал сохранившиеся письменные документы этого времени. Целыми днями работал в Милелли над историей острова, назвав свои записки «Letters sur la Corse» и загоревшись идеей отправить их в Версаль, чтобы привлечь внимание и короля, и правительства к проблемам своих соотечественников. Совершенствовал (вернее, учил заново) итальянский литературный язык (ему захотелось некоторые книги читать в подлиннике). В общем, точно не бездельничал и опять много читал, конспектировал и думал.

Только в мае (а у некоторых биографов даже в июне) он вернулся в полк. Его первый отпуск растянулся на двадцать месяцев!

Столько времени он провел дома, куда так рвался, и все равно вернулся на службу с ощущением неудовлетворенности (в основном от той ситуации, с которой столкнулся на острове – даже с обретенными единомышленниками говорили много, а практических действий, по сути не было). Для разрешения финансовых семейных проблем он сделал все, что смог. Совесть его была чиста, тем более, что пообещал маме продолжить свою поддержку.

Второй этап гарнизонной службы: июнь 1788 – август 1789 г.

В полку, который уже перебазировался в Оксонн (Auxonne, который у нас называют и Осон и Оксон), небольшой город, расположенный на окраине департамента Кот-д’Ор, в 35 км к юго-востоку от Дижона, встретили его достаточно холодно. Но если бы его коллеги могли себе представить, что эти длительные каникулы было только цветочками, а ягодки еще впереди, атмосфера была бы много хуже. Первая отпускная поездка оказалась лишь прелюдией к его длинной корсиканской эпопее, которая и стала последним звеном в формировании основы характера будущего великого полководца и вершителя судеб Франции и Европы.