Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

А пока он с жаром опять приступил к работе и вернулся к практически затворническому образу жизни, в целях дополнительной экономии поселившись в комнате, расположенной в казарме замка. Это был период полного подчинения своих страстей и желаний воле и рассудку, как считает Е. В. Тарле.

Судьбоносной для него оказалась встреча с начальником артиллерийского училища в Оксонне, генерал-лейтенантом бароном Жан-Пьер дю Тейлем (иногда у нас его почему-то величают Дютей). Я сказал бы так: им повезло обоим – природный алмаз попал в руки опытнейшего огранщика (почему повезло алмазу, всем понятно, а вот удовольствие работы с талантливым учеником, который реально хочет овладеть теми знаниями, которые у вас есть, может понять только профессиональный преподаватель).

Последний явно выделял его среди офицеров, причем настолько, что в 1788 г. даже назначил членом специальной комиссии, на которую была возложена задача по выяснению лучших способов бомбометания (наверняка ознакомившись с его трактатом) – единственным из суб-лейтенантов, что было явным нарушением субординации. Взяв над ним своеобразное шефство (как потом отмечал сам Наполеон, «был одновременно и благосклонен, и строг, учил и повиноваться, и командовать»), а учитывая непростой характер подопечного, случалось, и на гауптвахту молодого офицера отправлял. (По одной из его собственных легенд, именно в Оксонне, отправленный отдохнуть под арест, он случайно обнаружил в помещении гауптвахты старый том юстинианинского сборника по римскому праву. От нечего делать прочел его от корки до корки и, естественно, все запомнил. И его грамотные замечания со ссылками на первоисточник просто поражали членов комиссии, занимавшихся разработкой знаменитого Кодекса Наполеона.)

Времени своего для подопечного барон не жалел, потому как результаты своего труда наглядно ощущал. И рассказывал коллегам и знакомым об артиллерийском таланте ученика и его редкой работоспособности, что потом последнему очень и очень пригодилось24.

А однажды, опять не соблюдая субординации, даже назначил Наполеоне начальником команды по демонстрации искусства стрельбы во время визита губернатора Бургундии и члена королевской семьи. В полку офицерам это не понравилось и, решив зло подшутить над выскочкой и опозорить его, тайком воткнули в стволы орудий деревянные заглушки. Но, опять же согласно «Воспоминаниям», не с тем они связались! Его привычка все перепроверять самому не подвела и на этот раз. Вовремя все пакости заметил и сумел выкрутиться из непростой ситуации. Высокое начальство осталось довольно. И Наполеоне таким сотрудничеством дорожил. Старался получить для себя максимальную пользу. Трактат по баллистике написал, а потом и переписал, расширив прежний («О метании бомб»), что у него получилось гораздо лучше, чем первый литературный опус, сочиненный на следующем этапе службы. Тогда он представил свой труд «Рассуждение о счастье» на конкурс в Лионскую академию, но несмотря на частые упоминания библиографов о полученной премии, ее не выиграл. Ф. Массон потом нашел эту рукопись, в которой Наполеоне возмущался социальным неравенством, и дал ей честную оценку: написано искренне, но изложено слабо.

Но эта светлая и творческая полоса под руководством дю Тейля только еще больше оттеняла серую и безысходную повседневность, несмотря на то, что покровительство со стороны барона открыло ему многие двери высшего Оксоннского общества.

Наверстывая упущенное за время своего отпуска, он с таким усердием проработал все лекции одного из преподавателей училища Ломбара, которые тот проводил специально для молодых офицеров, что скоро их отношения из формальных перешли в дружеские. Так Наполеоне получил еще одного покровителя. Вместе с этой четой частенько бывал в доме директора училища, Пиллона д’Аркебувиля (правда, от участия в его любимой игре в лото воздержался). Получил разрешение свободного доступа к богатой библиотеке Берсоннэ, отвечающего за снабжение училища и полка (такую любезность помнил всю жизнь). Даже на приемах в салоне военного комиссара Нодена его принимали как будущую знаменитость артиллерийской науки. Очень хорошими остались его отношения с де Мази и с его компанией пофигистов, кроме того, он сблизился с капитаном Гассенди (нашлись общие корсиканские интересы, и последний станет потом одним из самых преданных его приверженцев).

Так что жить в образе полного затворника у него не получилось, хотя со своей железной волей он заставляет себя жить впроголодь, стараясь тратить на книги и сочинительство все оставшееся время. Одно время даже де Мази подбил перейти полностью на молочную диету. К хорошему это не привело – оба чуть не загнулись.