Вайдвен перебирает в уме пантеон богов. Скейн, Воэдика, Галавейн… Магран, Абидон. О, несомненно, он видит в них человечность — те черты человечности, что могли бы только помочь уничтожить Эору. Но Эотас упоминал, что все боги — часть единого целого, будто спицы одного колеса, и тогда, возможно, каждый из них выполнял исключительно свою работу. Без тех, кто сеет зерно, мельники и пекари остались бы голодными.
Вайдвен всматривается в пламя свечи внутри себя, в изумительно теплое и неудержимо яркое пламя безусловной любви, в которое даже человеческая злость и горечь не могут заронить ни единой тени. Богу искупления и света не нужно слышать его попыток объяснить невыразимое, чтобы понять вопрос, что он никак не решится задать.
Да, отвечает Эотас, отчасти именно для этого я существую.
Комментарий к Глава 2. Человечность
Эотас непрямо цитирует Ника Бострома (которого можно вкратце послушать, например, здесь https://www.youtube.com/watch?v=MnT1xgZgkpk)
========== Глава 3. Чудо Зеленого Ворласа ==========
Жалость людей, понимает Вайдвен через несколько дней, сильно отличается от сострадания Эотаса. Люди, с которыми он прожил всю жизнь, с которыми вместе работал в поле и смеялся на деревенских праздниках, терпят его только потому, что уверены — Вайдвен лишился рассудка. Он совсем недавно потерял отца, а затем и мать; в деревне шепчутся, что он просто не вынес горя.
И все слова, что может найти Вайдвен, только убеждают их в этом еще сильнее.
Вначале его жалеют, потом сторонятся, потом Вайдвен замечает их злость. Он не понимает, почему они злятся на него; он ведь не говорит неправды и не порочит Эотаса — что вообще могло бы опорочить совершенный свет!.. Тексты молитв утверждают, что Эотас милосерден и позволяет недостойным зари искупить свои грехи; разве Вайдвен говорит о другом? Песни жрецов утверждают, что когда настанет время нового рассвета, в лучах Эотаса сгорят те, кто отказался от искупления; разве Вайдвен говорит о другом? Разве можно не видеть, что происходит с Редсерасом — и по чьей вине?
Он понял бы, если бы люди боялись выступить против правителя. Если бы боялись поверить, что их бог действительно выбрал своим сосудом человека. Вайдвен очень, очень хочет показать им свет Эотаса — такой, какой он на самом деле; показать им, что они не ошибаются, когда благодарят его за рассветы и закаты, за доброту и любовь. Это он, Вайдвен, ошибался. И не надеялся на искупление, когда впервые увидел своего бога и понял, кто перед ним. Об этом Вайдвен тоже говорит, но всё, что вызывают его слова — снисходительные насмешки.
— Поголодай еще, — советует Эсми, — может, к тебе и Воэдика заявится предложить корону.
Вайдвен спрашивает, почему они не верят его словам. Ему отвечают все теми же насмешками, пока он не понимает: будь на его месте кто-то другой, может быть, они бы и поверили. Кто угодно другой, даже несносный ворчливый Тирш, даже любящий прикупить на стороне контрабандной выпивки Барамунд. Только не своенравный дерзкий упрямец, которого даже розги отца не смогли научить уму.
Только не Вайдвен.
Осенние дни понемногу теряют прежний жар, оставшийся с лета. Урожай наконец собран, и, боги, как его мало. Зима отомстит им за это; холода не грозят самому Вайдвену — в его опустевшем доме все еще остались запасы в погребах — но те, кто кормит детей и стариков, и те, кто болен и не мог работать наравне со всеми, заплатят за эту зиму дороже прежнего.
И он никак не может это изменить.
Тепло Эотаса согревает его даже сейчас, и в редкие мгновения к Вайдвену возвращается уверенность; возвращается, чтобы сгинуть следующим днем. Что бы Вайдвен ни делал, что бы ни говорил, люди не верят ему, и все его попытки это исправить приводят только к худшему итогу.
Вайдвен не знает, почему Эотас все еще с ним.
Всякий раз, когда отчаяния становится слишком много на одного смертного, Эотас помогает ему. Мягкий, очищающий свет приносит облегчение и утешение, и Вайдвен как никогда отчетливо понимает, что не заслужил сострадания своего бога. Плевать на всё, что говорит Тирш или другие; Вайдвен не позволял им судить себя прежде и не позволит сейчас, но он сам — он сам видит как никогда ясно, что недостоин. Недостоин греться в лучах эотасова солнца так, будто он это заслужил своими деяниями или хотя бы помыслами.
И Эотас раз за разом пытается облегчить его боль. Раз за разом крохотный огонек свечи закрывает Вайдвена от его собственной темноты, не требуя оправданий, обещаний, благодарности. Вайдвен почти ненавидит его безусловное сострадание, и ненавидит себя за это еще больше.
Темнота растет.
Осенние ночи забирают все больше дневного света и тепла; Вайдвен ощущает отрезвляющую вечернюю прохладу еще на закате. Этой осенью жатва была не такой изматывающей, как в прошлые годы, и последний невысохший ворлас уже убран с полей, но Вайдвен все равно чувствует усталость, не покидающую его день за днем. И непривычно холодный вечер вовсе не приносит облегчения.