Двадцать лет до рассвета (СИ)

— Я не Эотас. Да и Эотасу на кой твой вирсонег? — хмыкает Вайдвен.

— Не можешь, значит, — удовлетворенно говорит Бран. — Может, тогда урожай наколдуешь?

Идущие мимо люди замедляют шаг, подходят ближе. Вайдвен замечает их краем глаза — вот еще трое неподалеку, а вот и Барамунд, а вот и Айрит — держится в стороне, смотрит испуганно… Отвлекшись, Вайдвен едва успевает различить еще одну насмешку уже от кого-то другого.

Ему это совсем не нравится.

Он отвечает снова, пытаясь сохранять хотя бы видимость спокойной уверенности, но совсем скоро издевки звучат со всех сторон — больше, чем он может хотя бы расслышать. На площади уже не меньше двух десятков людей, и на поднимающийся шум подходят новые, мгновенно хмелея от закипающей в толпе голодной злобы. В отчаянии Вайдвен мысленно пытается дотянуться до Эотаса, но божественный свет не отвечает ему сейчас…

— …из-за него! — выкрикивает Эсми из толпы.

— Что? — переспрашивает Вайдвен, от изумления позабыв обо всем.

— Из-за него Эотас разгневался!

Одобрительные крики оглушают не хуже церковных колоколов. Вайдвен различает только отдельные слова — неурожай, засуха, ворлас, мор. Кара оскорбленного бога.

— Он насмехался над Эотасом у храмового алтаря!

Вайдвен оборачивается на голос Тирша. Он пытается ответить, объяснить, что всё было совсем не так, но его, кажется, и вовсе уже не слышат. Толпа подступает ближе, и Вайдвен инстинктивно шагает назад под издевательский смех и угрозы.

Разве можно поверить, что Эотас смилостивится, если увидит расправу над богохульником? Вайдвен пытается напомнить окружившей его толпе о том, каков Эотас на самом деле, и о том, что он всю жизнь провел вместе с людьми, что сейчас выгоняют его прочь, он пил и ел с ними за одним столом, он точно так же делит с ними засуху и неурожай… но все слова, что он может найти, тонут в пьяной и слепой злобе — и в страхе самого Вайдвена. Он отступает, пытаясь оправдываться на ходу — шаг за шагом, не замечая, как остается позади площадь и храм, а затем и деревенские дома, среди которых — его собственный. Пытается остановиться, но толпа не позволяет ему: если он остановится, ему конец. Если начнется драка, ему конец.

Да и так ему, скорее всего, конец. Под ногами неслышно ломаются стебли высохшего, мертвого ворласа, и Вайдвену снова припоминают погибшие от мора поля, и всё это его вина, его вина, его вина, он с самого детства гневал богов, он всю жизнь позорил свою семью, ему нет места среди верных и благочестивых, он потерял право на свет Эотаса…

Вайдвен не замечает, отчего оступается. Он падает неуклюже, лицом вниз, едва успев подставить руки, и ворлас больно царапает кожу — впрочем, это не больнее чужого смеха. Смех накрывает его оглушительной волной, и теперь ему больше некуда отступать — живое море толпы смыкается вокруг, и Вайдвен забывает обо всем на свете, пытается свернуться в клубок, чтобы хоть как-то защититься от всего, что сделают с ним сейчас.

Но прежде, чем он успевает хотя бы шевельнуться, что-то ярко вспыхивает внутри него. Маленькая свеча.

Вайдвен почти не чувствует собственного тела. Боль исчезает, будто ее и не было. Всё, что остаётся — неистощимый солнечный пламень, сердце весны, бьющееся в такт с его собственным. До сих пор Вайдвен видел только отблески этого пламени — ничтожно слабые отблески, отражения отражений, тусклые, преломленные небосводом самые первые лучи зари.

Весна дает ему всего мгновение на то, чтобы вдохнуть и увидеть ее источник — сжатое в ослепительную искру солнце, казавшееся огоньком свечи. А потом весна становится Вайдвеном.

— Довольно!

Светоносный огонь разливается по жилам Вайдвена, будто вместо крови в них жидкий порох. Сила, способная сжигать камни в прах в мгновение ока, струится в его венах. Она вздергивает его на ноги так легко, что сам Вайдвен даже не замечает этого.

— Вы смеете отрекаться от меня? Вы смеете отвергать моего слугу?

В Вайдвене слишком много Эотаса, и свет больше не желает прятаться взаперти. Эотас пробивается ослепительным солнечным пламенем сквозь человеческую плоть, неистовый и яркий, как весенний рассвет.

— Вы смеете требовать доказательств?

Свет вскипает под кожей. Вайдвен чувствует его на кончиках пальцев, в своей крови, в собственном сердце — он кажется жарче любого огня; он способен испепелить любое существо, что посмеет преградить путь заре, но совсем не обжигает. Вайдвен мог бы дышать им, мог бы пить его как воду. Свет хочет вырваться из него, и Вайдвен-Эотас разводит руки в стороны, открывая ему дорогу.

— Никогда не просите снова, если не хотите сгореть в свете новой зари!

И заря приходит.

Свет обрушивается на землю пьянящим весенним ветром, несущим тепло и жизнь; свет льется из Вайдвена слепящим потоком — и не убывает ни на единую каплю. И когда вспыхнувшее ярко-ярко солнце внутри гаснет снова, замыкая божественную мощь в огоньке свечи, Вайдвен по-прежнему ощущает в себе силу, способную разжечь зарю над всей Эорой.