Двадцать минут на Манхэттене

Проект Рудольфа просто суммировал многолетние усилия модернизма, расширив старую «послойную» мечту об организации движения, структурированного вокруг пучка систем, разобранных по потокам. Еще этот проект отражает давний интерес к линейным сооружениям, возникший вместе с железными дорогами и вскоре ставший базой для авангардных фантазий, существующих до сих пор. Пальма первенства здесь принадлежит Артуро Сориа-и-Марта, предложившему для Мадрида в 1882 году линейное предместье вдоль линии конки и действительно построившему три мили – вместо предполагавшихся тридцати. Смысл был в том, чтобы, как писал он сам (задолго до аналогичного описания Эбенизером Говардом «города-сада»), «оприродить город и урбанизировать пригород». В проекте Эдгара Чамберлесса под названием «Роудтаун» («город-дорога»), опубликованном в 1910 году, описывалось бесконечно длинное здание шириной в две комнаты, сооруженное над трехуровневой железнодорожной подземкой – для местных, скоростных и грузовых поездов. В конце 1920-х годов Н. А. Милютин предложил Советскому Союзу соответствующий его масштабам план «линейного города», который, в духе риторики Сориа-и-Марта, мог одним махом разрешить старое марксистское противоречие между городом и деревней. «Алжирская схема» 1933 года Ле Корбюзье – скоростное шоссе, проложенное по крыше четырнадцатиэтажного здания, которое должно было тянуться на мили вдоль Средиземного моря, давая жилье 180 тысячам человек, – конечно, самый непосредственный предшественник «Городского коридора» Рудольфа. «Алжирская схема» остается, возможно, самой запоминающейся попыткой морфологически перевоссоздать город с учетом линейного движения, реорганизовать цивилизацию как глобальную венозную систему, бетонную сеть движения капиталов.

С подобными мегаструктурами много носились в 1960–1970-е годы, делая города в духе Ле Корбюзье бесконечными, рационально продуманными репликами того, что было, в сущности, единым зданием – гипертрофированным потомком фаланстера Фурье. Архитектурная пресса лопалась от подобных предложений, в большинстве своем сопровожденных прогрессивистской риторикой. (Райнер Бэнем, историк мегаструктур, предлагал отличать их от «просто» больших комплексов присутствием «игрового» элемента.) Йона Фридман предлагал возвести над Парижем гигантскую структурную решетку, оставляя существующий город в неприкосновенности под ней. Паоло Солери опубликовал серию прекрасно прорисованных «архологий» (от «архитектура» + «экология»): гигантские ульи, вмещающие население целого города, оставляющие, благодаря своей невероятной плотности застройки и вертикальной ориентации, поверхностность земли относительно нетронутой. В Японии архитекторы-«метаболисты» предлагали накрыть Токийский залив огромной платформой и застроить ее решеткой гигантских идентичных задний. Все эти проекты игнорировали тот факт, что этим титаническим сооружениям потребуются столь же централизованная организация и управление, – то же странное высокомерие, что владело Робетом Мозесом, который в действительности предлагал проекты, превосходящие масштабами самые смелые архитектурные фантазии.

Вообще-то многие подобные мегаструктуры были в конечном счете построены. И продолжают строиться. «Хабитат» (1967) Моше Сафди сочетает линеарную форму с подходящей для собирания в компактные структуры модульностью жилых единиц, реализуя классическое представление о массовой продукции в архитектуре, воплощенное при этом в образе живописного «города на холме». Удачный с архитектурной точки зрения, «Хабитат» провалился как прототип. Его жилые единицы оказались просто слишком дороги, и массовое производство модульных компонентов, которое могло бы опустить цену, так никогда и не началось. Вариант экономной модели «Хабитата», однако, был к тому времени уже воплощен, пусть и не в столь зрительно эффектной форме, в пригородных домах конвейерной сборки вроде Левиттауна,[93] жутких панельных многоэтажках по всему советскому блоку, или же передвижных домиках – полностью собранных и снаряженных на заводе, транспортабельных модулях, которые выпускают миллионами каждый год.

Идея мегаструктуры, с ее идеологией массового распространения и ограниченным набором формальных предпочтений, достигла своего максимума в 1960–1970-х годах. Ее применяли при строительстве научных институтов, больниц, жилых комплексов, в которых модные на то время брутальные, механистические вкусы сочетались с линеарной, ячеистой структурой. Среди примеров – жилой комплекс 1967 года «Брунсвик-Центр» в Блумсбери (Лондон) Патрика Ходжкинсона; Свободный университет Берлина Кандилиса, Йосича и Вудса (1963); колледж Скарборо в Торонто, спроектированный в 1964 году Джоном Эндрюсом; Центр Помпиду (1971). Подобно готическим кафедральным соборам, эти здания, поражающие концептуальной и формальной схожестью, быстро стали скорее типажом, чем принципом. Но если популярность типажа оказалась относительно краткосрочной, принцип продолжает жить.