Двадцать минут на Манхэттене

Название «Трайбека» ласкает ухо, как дюжина других сгенерированных на компьютере неологизмов, которыми сейчас величают азиатские седаны. Какой смысл несут названия «Элантра», «Камри», «Акура» или «Мурано»? Кроме того очевидного факта, что присутствие непроизносимой японцами буквы «р» вестернизирует их. Подобные имена намекают на техническое и эстетическое совершенство, мир камер наружного наблюдения, электричества, аккуратности, венецианского стекла (метонимически символизирующего роскошь?) и т. д. (Может ли название Murano, произносимое как «марано», обозначать по созвучию марранов, «тайных евреев», намекая на сокрытое в гаражах сообщество автомобилей или же на их невидимый с улицы ход по тоннелю Холланда под водами Гудзона? Или должно, более извращенным образом, напомнить о Венеции, единственном городе в мире, полностью свободном от автомобилей?) Трайбека выглядит как искусственное название, потому что это и есть искусственное название, простой и понятный акроним. Не исключено также, что рекламное агентство попыталось вызвать ассоциацию с кампанией «Американ Экспресс», в которой Роберт Де Ниро рекламирует свой кинофестиваль «Трайбека».

Городская номенклатура не впервые появляется в автомобильной промышленности. «Крайслер Нью-Йоркер» и «Бьюик Парк Авеню» – символы лимузинной роскоши и изысканности; «Понтиак Паризьен» намекает на игривость и стильность, предполагаемую женственность, которой отличается водитель (-ницы), и, очевидно, такое название призвано приглушить избыточную связь с топочущими бизонами, грозными силами природы, покоренными индейцами – и покупателями-мужчинами.[95] Но Трайбека?! Впрочем, почему бы и нет? Это слово прозрачно намекает на деньги, лоск, россыпь конфиденциальных сведений, на джентрификацию саму по себе: движение вниз по Манхэттену как квинтэссенция продвижения (на четырех колесах) вверх по социальной лестнице. Жду не дождусь повстречать первый «Субару Трайбека», чтобы крикнуть водителю: «Козе-е-ел!»

Город не чужд этой игре «как вы яхту назовете…». Разделы газет, посвященные недвижимости, изощряются в создании и перемещении этих имен-мест, пытаясь набить цену за счет ауры названия. Так Нижний Ист-Сайд стал Ист-Виллидж, Грамерси-парк расползся на много блоков вокруг этого скромного клочка зелени. Последний полет фантазии одарил нас такими названиями, как Нолита, СоБро, Дамбо и СоХелл,[96] а страницы недвижимости «Сандей Таймс» стали подлинным атласом этих географических открытий. Словечко «прилегающий» превратилось в средство искусного растяжения ауры, позволяющее раскатывать границы ценной территории немного дальше в направлении периферии – ныне безымянной или же (обычная история) такой, чью изначальную идентификацию следует заменить.

Мастерская в Трайбеке, которую я снимал шестнадцать лет, выходила (обратите внимание на прошедшее время – я уже три года как оттуда съехал) на место, бывшее некогда, в начале XIX века, одной из первоклассных жилых площадей. Подобно Вашингтон-сквер, Хадсон-сквер моделировалась по лондонскому образцу и относилась к владениям Тринити-чёрч, церкви Святой Троицы. В то время они простирались далеко на север, аж до нынешнего Рокфеллер-центра, но и по сей день эта церковь остается одним из крупнейших собственников округи. Не располагая более недвижимостью непосредственно на бывшей площади Хадсон-сквер, «Тринити Реал Истейт», управляющая компания церкви, снова в маркетинговых целях пустила в оборот это название – единственное, связывающее ее недвижимость с местом и с его духом.

Церковь Троицы существует давно (освящена в 1697 году) – и так же давно заигрывает с Мамоной. Историческое церковное здание, возведенное великим Ричардом Апджоном в 1846 году (это уже третье здание – два предыдущих погибли в пожаре и в метели), стоит прямо на бровке Уолл-стрит, и его мрачная готическая башня выступает прекрасным символом того протестантского менталитета, который Макс Вебер воспевал как необходимую этическую предпосылку, дающую возможность расцвести духу капитала, столь откровенно явленному на улице, отходящей вниз от церкви. Ее неф и прилегающее кладбище издавна оказывали радушный прием капитанам промышленности, потому что церковь Святой Троицы, подобно другим религиозным институциям города, с самого начала жирела на играх с недвижимостью, проявляя при этом упорство, вгонявшее в краску многих светских конкурентов.