Двадцать тысяч лье под водой

Мы шли между Сицилией и побережьем Туниса. В узком пространстве между мысом Бон и Мессинским проливом дно довольно резко поднимается, образуя нечто вроде горного хребта, от которого остается не более семнадцати метров до поверхности воды. При этом глубина по обе стороны от хребта составляет около ста семидесяти метров. И «Наутилусу» приходилось двигаться крайне осторожно, чтобы не натолкнуться на эту подводную преграду.

Взяв карту Средиземного моря, я показал Конселю, где именно проходит рифовая гряда.

– С позволения господина профессора, – заметил Консель, – это же самый настоящий перешеек, соединяющий Европу и Африку!

– Ты прав, мой друг, – ответил я. – Он полностью перегораживает Ливийский пролив[166], а исследования Смита доказали, что когда-то два континента соединялись между мысами Боэо и Фарина.

– Охотно верю, – сказал Консель.

– Кстати, – добавил я, – между Гибралтаром и Сеутой существует похожий барьер, который полностью перекрывал Средиземное море в более ранние геологические эпохи.

– А что если оба барьера в один прекрасный день опять поднимутся из глубин в результате вулканического извержения?

– Это маловероятно, Консель.

– Пусть господин профессор позволит мне закончить мысль. Осмелюсь предположить, что, случись нечто подобное, де Лессепс бы крайне огорчился. Ведь он тратит столько усилий, чтобы прорыть Суэцкий перешеек!

– Пожалуй, – согласился я. – Но повторяю, Консель, этого не произойдет. Мощность подземных процессов постепенно уменьшается. Вулканы, столь многочисленные в первые дни мироздания, постепенно гаснут, внутренний жар Земли ослабевает, температура в ее недрах заметно понижается с каждым столетием. Что крайне печально для нашей планеты, ведь тепло – источник жизни!

– А как же Солнце?..

– Солнца недостаточно, Консель. Разве может оно вернуть тепло мертвому телу?

– Нет, насколько мне известно.

– Так вот, мой друг: когда-нибудь Земля тоже превратится в мертвое тело. Она станет непригодной для жизни и необитаемой – как Луна, давно утратившая свое живительное тепло.

– И через сколько веков это произойдет? – спросил Консель.

– Через сотни тысячелетий, мой мальчик!

– Ну, в таком случае мы еще успеем закончить наше путешествие! Если, конечно, Нед Ленд не наломает дров.

И успокоенный Консель вновь принялся изучать необычную отмель, над которой на умеренной скорости скользил «Наутилус».

Там, на каменистой вулканической почве, буйно росли всевозможные разновидности живой флоры: губки, голотурии, прозрачные и слегка фосфоресцирующие ктенофоры цидиппе с красноватыми щупальцами; ктенофоры бероэ, известные в народе как морские огурцы и переливающиеся всеми цветами солнечного спектра; способные передвигаться морские лилии коматулиды высотой до одного метра – от их яркой пурпурной окраски даже вода вокруг казалась багровой; древовидные морские лилии-эвриалии необычайной красоты; павонии на длинных стеблях; множество видов съедобных морских ежей, а также зеленые актинии с сероватым стволом и коричневым диском, утопавшим в оливковой шевелюре из тонких щупалец.

Консель сосредоточил свое внимание на моллюсках и членистоногих, и хотя их долгое перечисление может показаться утомительным, было бы несправедливо по отношению к славному малому не привести здесь результаты его личных наблюдений.

Из представителей типа моллюсков в отчетах Конселя упоминаются многочисленные морские гребешки; громоздящиеся друг на друга спондилюсы, называемые также «ослиными копытами»; треугольные донаксы; трехзубчатые стеклушки с желтыми ребрами и прозрачными раковинами; оранжевые плевробранхусы; испещренные зеленоватыми полосками или пятнышками овулиды; аплизии, известные также под названием морские зайцы; долабеллы; мясистые ацеры; похожие на зонтики умбрелии, характерные для Средиземного моря; морские ушки-галиотисы, раковины которых производят ценнейший жемчуг; огненные гребешки; аномии, которых, как говорят, жители Лангедока предпочитают устрицам; кловисы, столь любимые марсельцами; двустворчатые венерки с жирным белым мясом; несколько разновидностей ракушек, широко распространенных на побережье Северной Америки и в огромных количествах поставляемых на рынки Нью-Йорка; оперкулярные гребни всевозможных цветов; прячущиеся в своих раковинах литодомы, обладающие ярко выраженным пряным вкусом; ребристые сердцевидки, чьи выпуклые у основания раковины имеют сильно выступающие ребра; цинтии, покрытые алыми бугорками; похожие на хрупкие гондолы каринарии с загнутыми кончиками; венценосные феролы; атланты со спиралевидными раковинами; серые тетисы с белыми пятнами, завернутые в свою бахромчатую мантию; эолиды, напоминающие маленьких слизней; каволины, ползающие на спине; улитки аурикулы, в том числе аурикулы-неретины с овальным панцирем; рыжеватые скалярии; литторины; янтины; пепельно-серые гиббулы; цинерарии, камнеточцы, ламеллярии, кабошоны, пандоры и другие.

Членистоногих Консель в своих заметках совершенно правильно разделил на шесть классов, три из которых принадлежат к морскому миру: ракообразные, усоногие и кольчатые черви[167].