Двадцать тысяч лье под водой

Подобная идея мне решительно не нравилась. Я считал, что она ни к чему не приведет. Нам следовало не ждать милостей от командира «Наутилуса», а рассчитывать только на себя. К тому же в последнее время капитан с каждым днем становился все более мрачным, отстраненным и неразговорчивым. Казалось, он меня избегает. Я встречал его лишь изредка. Раньше он с удовольствием рассказывал мне о чудесах подводного мира; теперь же оставлял меня один на один с моими исследованиями и перестал бывать в салоне.

Что за перемена в нем произошла? И по какой причине? Мне было не в чем себя упрекнуть. Возможно, наше присутствие на борту стало его тяготить? Однако надеяться на то, что он отпустит нас на свободу, не приходилось.

Поэтому я попросил Неда дать мне время все обдумать. Даже если бы мои расспросы не имели результата, они могли возбудить у капитана подозрения, сделать наше пребывание здесь невыносимым и повредить планам канадца. Кроме того, ссылаться в разговоре на ухудшение здоровья я тоже не мог. Не считая сурового испытания подо льдами Южного полюса, мы – Нед, Консель и я – никогда еще не чувствовали себя лучше. Здоровая пища, благодатный морской воздух, размеренная жизнь, постоянство температуры делали нас невосприимчивыми к болезням. Подобное существование вполне подходило для такого человека, как капитан Немо, – которого ничто не держит на земле, который чувствует себя в море как дома, который идет, куда хочет, который шагает к своей цели по таинственным, одному ему ведомым дорогам. Но мы, в отличие от него, еще не порвали все связи с человечеством. Что до меня, то я вовсе не желал, чтобы мои исследования, такие новые и интересные, сгинули вместе со мной. Теперь у меня было полное право написать настоящую книгу о море, и я хотел, чтобы эта книга рано или поздно увидела свет.

К примеру в этих водах, у Антильских островов, на глубине десяти метров под поверхностью волн, сколько интересных произведений природы я мог отметить в своих записях, глядя сквозь хрустальные стекла! Среди прочих зоофитов, здесь были португальские кораблики, известные под именем «морские физалии», похожие на большие продолговатые пузыри с перламутровым отблеском, которые подставляют ветру свой гребень, распуская в воде нитевидные лазоревые щупальца; с виду – очаровательные медузы, а по сути – зловредные кусты крапивы, выделяющие при прикосновении едкую жидкость. Среди членистых попадались кольчатые черви-аннелиды полутораметровой длины, с розовым туловищем и семнадцатью сотнями двигательных органов; они извивались в толще воды, переливаясь всеми цветами радуги. Среди хрящевых рыб – гигантские скаты-мобулы длиной десять футов и весом шестьсот фунтов, с треугольным грудным плавником, слегка выпуклой спиной и глазами, и глазами, расположенными по бокам передней части головы; похожие на обломки кораблекрушения, они дрейфовали в глубинах океана, то и дело прилепляясь к нашему окну, словно темные ставни. Также там были американские спинороги, которым природа выделила только две краски – черную и белую; продолговатые и мясистые длинноперые бычки с желтыми плавниками и выдающейся вперед челюстью; скумбрии из вида белых тунцов-альбакоров длиной сто шестьдесят сантиметров, с короткими острыми зубами и мелкой чешуей. Помахивая сверкающими плавниками, проносились стайками барабули с золотыми полосками от головы до хвоста – когда-то эти природные шедевры ювелирного искусства были посвящены богине Диане и особенно ценились римскими богачами, а для рыбаков даже существовала поговорка «Лови их, но не ешь!». Наконец, перед нашими глазами степенно проплывали золотистые помаканты, украшенные изумрудными полосками, разодетые в шелка и бархат, словно знатные синьоры с полотен Веронезе; поспешно улепетывали морские караси, изо всех сил работая грудными плавниками; сельди длиной в пятнадцать дюймов излучали фосфоресцирующее сияние; кефали били по воде своими крупными мясистыми хвостами; красные сиги будто косили море острыми грудными плавниками; а серебристые селены, оправдывая свое имя[205], сияли на водном горизонте, как маленькие бледные луны.

Ах, сколько еще чудесных, новых видов я мог бы наблюдать, если бы «Наутилус» не начал погружаться в более глубокие слои! С помощью своих наклонных плоскостей он опустился до двух или трех с половиной тысяч метров. Теперь морская фауна была представлена лишь криноидеями, морскими звездами, очаровательными пентакринами, чьи щупальца-лепестки, напоминающие голову Медузы, покачивались в маленьких чашечках на длинных стеблях; а также трохидами, кроваво-красными денталиями и фиссуреллами, принадлежащими к многочисленному виду прибрежных моллюсков.