Здесь океанское дно представляет собой долину шириной в сто двадцать километров – если поместить сюда гору Монблан, ее вершина даже не покажется над водой. С востока эта долина ограничена двухкилометровой стеной из скал. Мы подошли к ней 28 мая и находились теперь не более чем в ста пятидесяти километрах от Ирландии.
Неужели капитан Немо намеревался подняться выше и причалить к Британским островам? Нет. К моему огромному удивлению, он вновь спустился к югу, вернувшись в европейские моря. Когда мы огибали Изумрудный остров[217]
, я на мгновение увидел Клир-Айленд и маяк на скале Фастнет, который освещает путь тысячам судов, выходящих из Глазго или Ливерпуля.Один важный вопрос не давал мне покоя. Осмелится ли «Наутилус» пройти через Ла-Манш? Нед Ленд, который опять появился, как только мы приблизились к земле, беспрестанно спрашивал меня об этом. Но что я мог ответить? Капитан Немо оставался невидимым. Возможно, позволив канадцу краем глаза взглянуть на берега Америки, он теперь собирался показать мне берега Франции?
Тем временем «Наутилус» продолжал спускаться к югу. Тридцатого мая он прошел мимо Лендс-Энда[218]
, между крайней точкой Англии и архипелагом Силли, оставив его по правому борту.Если бы он хотел войти в Ла-Манш, ему бы следовало сильно забрать на восток. Но он этого не сделал.
В течение всего дня 31 мая «Наутилус» оставался на поверхности, нарезая по морю круги, что меня крайне заинтриговало. Казалось, он ищет какое-то место, но никак не может его найти. В полдень капитан Немо собственноручно произвел замеры координат. Со мной он даже не заговорил. И выглядел мрачнее обычного. Что могло его так опечалить? Близость европейских берегов? Или какое-то воспоминание о давно покинутой родине? Что его мучило? Угрызения совести или тоска? Эта мысль уже давно занимала мой разум, и у меня было предчувствие, что вскоре сама судьба выдаст мне секреты капитана.
На следующий день, 1 июня, «Наутилус» продолжил те же маневры. Совершенно очевидно, он искал определенную точку в океане. Как и накануне, капитан Немо сам поднялся на палубу, чтобы измерить высоту солнца. Море оставалось спокойным, небо ясным. На линии горизонта, в восьми милях к востоку от нас, вырисовывались очертания большого парохода. К сожалению, у него на гафеле не было флага, и я не смог определить, какой стране он принадлежит.
За несколько минут до прохождения солнца через меридиан капитан Немо взял секстант и стал внимательно наблюдать за показаниями. Безмятежность моря облегчала ему задачу. «Наутилус» стоял неподвижно, не испытывая ни килевой, ни бортовой качки.
В тот момент я тоже находился на палубе. Закончив измерения, капитан произнес только два слова:
– Это здесь!
После чего сошел в люк. Заметил ли он судно, которое изменило курс и, похоже, двигалось теперь в нашу сторону? Этого я не знал.
Я вернулся в салон. Люк закрылся, и я услышал, как резервуары с шипением заполняются водой. «Наутилус» начал погружаться строго по вертикали, так как неподвижный винт больше не задавал ему направление.
Через несколько минут, достигнув глубины в восемьсот тридцать три метра, он опустился на дно.
– Это здесь! – сказал капитан Немо.
Электрический потолок тут же погас, ставни опять раздвинулись, и я увидел море, ярко освещенное лучами прожектора на полмили вокруг.
Я посмотрел налево, но не заметил ничего, кроме безбрежного водного пространства.
Зато мое внимание привлек необычный холм, который возвышался на дне по правому борту. Это было похоже на руины, погребенные под сугробом из белоснежных ракушек. Приглядевшись, я различил очертания большого корабля со срезанными мачтами, – должно быть, он затонул из-за пробоины в носовой части. Очевидно, крушение произошло уже давно. Судя по толщине известковых отложений, остов корабля пролежал на дне океана долгие годы.
Что это за корабль? Почему «Наутилус» решил навестить его могилу? Чем он отличался от других жертв крушения, покоившихся под водой?
Я терялся в догадках, и тут рядом послышался спокойный голос капитана Немо: