Двадцать тысяч лье под водой

Я внимательно осмотрел пленницу. Консель был прав. Райская птица, одурманенная хмельным соком муската, находилась в беспомощном состоянии. Она не могла летать и едва передвигала ноги. Но меня это не волновало, и я позволил ей спокойно переваривать остатки орехового пиршества.

Пойманная нами особь принадлежала к самому красивому из восьми видов райских птиц, обитающих в Новой Гвинее и на соседних островах. Это была райская птица «большой изумруд»[125], одна из самых редких представительниц семейства. Она имела длину около тридцати сантиметров. У птицы была относительно небольшая голова и маленькие глазки, расположенные у основания клюва. Однако ее окраска поражала восхитительным сочетанием оттенков: желтый клюв, темно-коричневые лапки и когти, ореховые крылья с багряными кончиками, бледно-желтая голова и задняя поверхность шеи, изумрудное горло, бурый живот и грудь. Среди длинных, нежных, восхитительно тонких перьев хвоста выделялись два покрытых пушком и слегка изогнутых книзу нитевидных перышка, добавляя последний штрих к облику удивительной птицы, которую туземцы поэтично называют «солнечной».

Мне страстно захотелось привезти этот великолепный экземпляр в Париж и подарить Ботаническому саду, где нет ни единой живой райской птицы.

– Так значит, это редкая птица? – спросил канадец тоном охотника, которого мало интересует художественная ценность добычи.

– Очень редкая, мой друг, к тому же ее почти невозможно поймать живьем. Впрочем, и после смерти эти птицы остаются ценным товаром. Туземцы даже наловчились подделывать их чучела, как подделывают жемчуг или алмазы.

– Что? – удивился Консель. – Фальшивые чучела райских птиц?

– Да, Консель.

– И господин профессор знает, как это делается?

– Разумеется. Во время восточного муссона райские птицы теряют свои роскошные хвостовые перья – натуралисты называют их «субаларными». Именно эти перья и подбирают птичьи «фальшивомонетчики», чтобы потом приладить к какому-нибудь несчастному попугаю, предварительно его изувечив. Затем они закрашивают шов, покрывают птицу лаком и продают эти чудовищные изделия в музеи и частные коллекции Европы.

– Понятно, – сказал Нед Ленд. – Выходит, перья все же настоящие, даже если птица поддельная. Но раз ее покупают не для того, чтобы сожрать, не вижу в этом большой беды!

Итак, мои желания исполнились: я заполучил райскую птицу. Зато все еще не были удовлетворены желания канадского охотника! К счастью, около двух часов дня Нед Ленд подстрелил в лесу дикого кабана – туземцы называют их «баби-утан». Добыча пришлась как нельзя кстати: теперь мы получили настоящее «мясо четвероногого». Нед Ленд был очень горд метким выстрелом. Кабан, сраженный электрической пулей, упал замертво.

Это была райская птица «большой изумруд».

Канадец освежевал его, выпотрошил и нарезал мяса для полдюжины отбивных, которые мы собирались поджарить к ужину на гриле. Затем охота продолжилась, и вскоре ознаменовалась новыми подвигами Неда и Конселя. Обшаривая кусты, друзья спугнули стадо кенгуру, которые тут же пустились наутек, подрыгивая на гибких лапах. Но электрические пули оказалась быстрее, прервав их стремительный бег.

– Глядите, профессор! – ликовал Нед Ленд, распаленный охотничьей лихорадкой. – Какая превосходная дичь, особенно в тушеном виде! Сколько отличных припасов для «Наутилуса»! Два! Три!.. Пять штук убито! Подумать только, мы одни будем есть мясо, а эти болваны на борту не получат ни кусочка!

В порыве безудержной радости канадец, наверное, уложил бы все стадо, если бы не отвлекался на разговоры! По счастью, он довольствовался дюжиной этих необычных сумчатых, которые, по словам Конселя, образуют первый отряд аплацентарных млекопитающих.

Это были так называемые заячьи кенгуру, совсем небольшие животные, которые обычно устраивают норы в дуплах деревьев и способны развивать невероятную скорость; несмотря на скромные размеры, они ценятся как источник вкуснейшего мяса.

Мы остались довольны результатами охоты. Сияющий Нед предложил на следующий же день вернуться и перебить всех съедобных четвероногих. Однако непредвиденные обстоятельства помешали его планам.

К шести часам вечера мы вернулись на берег. Шлюпка стояла там же, где мы ее оставили. В двух милях от берега выступал из воды корпус «Наутилуса», похожий на длинный риф.

Нед Ленд удовольствовался дюжиной кенгуру.

Не теряя времени даром, Нед Ленд занялся приготовлением ужина. Он знал толк в кулинарном искусстве! Вскоре воздух наполнился восхитительным ароматом поджаренных на углях отбивных из «баби-утана»…

Неужели же я пошел по стопам канадца?! Вот он я – в полном восторге от какого-то куска жареной свинины! Да простят мне читатели, как и я прощаю мистеру Ленду, эту маленькую слабость – и по той же причине!

Обед получился отменным. Два диких голубя дополнили роскошное меню. Саговое тесто, плоды хлебного дерева, несколько манго, полдюжины ананасов и слегка забродивший сок кокосовых орехов привели нас в прекрасное расположение духа. Подозреваю, что из-за сытной еды разум моих верных товарищей несколько затуманился.