Это был марш «Прощание славянки». Урманов вспомнил, как серым осенним утром под мелодию этого марша он, вместе с сотнями таких же обритых наголо пацанов, шел по центральному проспекту Архангельска с призывного пункта на железнодорожный вокзал. По восемь человек в ряд, с чемоданами, сумками и рюкзаками в руках, они шли длинной, бесконечной колонной под мелким моросящим дождем к эшелону, который должен был увезти их в неизвестность. Но и тогда, и теперь звуки эти несли в себе какую-то непонятную силу, которая наполняла душу гордостью, отвагой, желанием все преодолеть.
– Рота-а-а! Счет! – идущий впереди «коробочки» капитан Курбатов вполголоса дал условную команду.
– И-и-и-и-и… Раз! – десятки бойцов откликнулись одновременно и разом, вздернув подбородки направо и вверх, прижали руки по швам. Только ноги, прямые в коленях, в сверкающих на солнце сапогах, продолжали вскидываться и с оглушительным треском опускаться на мостовую.
Проходя мимо трибуны, Урманов видел стоящих там людей в штатском и в военной форме; убеленных сединами ветеранов с орденскими планками на груди; юношей в белых рубашках и девушек в ярких платьях, с цветами и воздушными шарами в руках. Все эти люди приветливо махали руками, улыбались, кричали чего-то. И ему тоже хотелось крикнуть в ответ, но в строю это было невозможно.
– Счет!
– И-и-и-и-и… Раз!
Руки в белых перчатках взлетели к груди и качнулись назад от бедра, потом – снова к груди, и опять назад… Словно маятники каких-то диковинных часов одновременно начали свою бесперебойную работу.
О, как здорово, как красиво они шли!.. С нарядными белыми аксельбантами на груди, в белых перчатках, с белыми парадными ремнями на поясе. Металлизированные золотые лычки на малиновых погонах яркими бликами вспыхивали от солнечных лучей.
– Стой! Раз-два!
Оркестр еще продолжал играть, но для них парад был уже окончен. Перестраиваясь на ходу в обычный порядок, в колонну по четыре, бойцы привычно занимали свои места.
– Молодцы! – похвалил их ротный. – Прошли как надо. Не подвели… Пять минут на перекур – и по машинам.