Две души Арчи Кремера (СИ)

– И правильно, – сказал один из восьми – с ним Кронинген встретился раза четыре: один раз они говорили о перестановках в генпрокуратуре, еще два раза о кубке по футболу, и, кажется, обсуждали виски в баре – и все. – Тоска смертная.

Второй из трех тут же возразил, что круиз круизу рознь и что новое поветрие – антиэлитные круизы – это просто отпад башки и отличная возможность и в море поболтаться, и не таскать дурацкие формальные костюмы к ужину; первый из трех заявил, что самая суть круиза тем самым утрачивается. Кронингена куда больше интересовали дисплеи в посадочной капсуле. А еще он нервничал. И ощущал такое же напряжение в поведении каждого из коллег.

Их встречали комендант Лутич – имплантированный микрокомм послушно выводил Кронингену на виртуальный экран на сетчатке глаза информацию о нем: раса, возраст, группа крови; примерная схема имплантов; послужной список; причины, по которым его, простого солдата, не обремененного ни родственниками в высших кругах, ни случайно выигранным в казино или лотерее состоянием, обеспечили имплантами класса люкс, медицинской страховкой высшего класса, которой Кронинген, кстати, обладал – спасибо семейке, хоть какая-то от нее польза, и ни в коем разе не работе; причины, по которым Лутича после жутко дорогой и очень долгой реабилитации не оставили в десанте, хотя состояние здоровья позволяло, а сослали на Марс. Кронинген уже знал это, давно изучил, но не мог отказать себе в удовольствии еще раз покопаться в тайнах. Полковник Ставролакис – скорей идейный, в меру циничный, рьяно преданный своему делу, всегда рвавшийся на Марс – служака, надежный, как скала, волком смотревший на Кронингена со товарищи. Ничего особенного в прошлом: из семьи потомственных военных, с детства готовился стать космолетчиком, соответственно учился, тренировался, служил. В карьере ничего особенного – ни тебе угробленных взводов, ни смертельных ловушек, ни двухлетних доз облучения, нахватанных за часы, ни сломанных дверей в кабинетах начальства, ни месяца гауптвахты и даже военного трибунала, ни страховки, отданной семьям сослуживцев. Ни двух высших орденов союза. И едва ли они появятся – не тот материал. Ставролакис неторопливо шел наверх, поднимался по пологому холму, если можно так выразиться. Был, оставался хорошим человеком, утверждался в том, что это правильно и хорошо, был в меру гибок, в меру ловок, иными словами, достойный человек со своими слабостями и недостатками, не более.

Максимилиан У. Кронинген позволил себе осмотреть коменданта Лутича, полковника Ставролакиса, снова Лутича. Представился. Замолчал. Лутич изучал его. Тоже молчал. Ставролакис стоял рядом, набычившись. Комендант Лутич позволил Кронингену и его коллегам порассматривать их обоих еще пару секунд, затем произнес традиционное «Добро пожаловать на Марс».

После долгих недель на крейсере воздух в куполе казался блаженно живым; в нем можно было различить какие-то запахи, включая чей-то пот, что-то похожее на аромат цветов, вездесущие синтетические запахи синтетических материалов и пыль. Она, кстати, пахла, что Кронингена слабо удивило. Не жарой, не водорослями, как в той же пустыне или неподалеку от моря, а чем-то особенным – лекарством–не лекарством, пряностью–не пряностью, возможно, смолой. А возможно, Максимилиан У. Кронинген просто исстрадался в коробке, которая справно несла их от Земли к Марсу, поэтому ему и чудилось всякое-разное. Что-то похожее на фантазии; мозг до такой степени обрадовался избавлению от скуки, в которую его хозяин с коллегами был заключен на крейсере, что увлеченно впитывал, деконструировал, составлял заново и жонглировал новыми впечатлениями.

А помимо этого, Максимилиан У. Кронинген с удивлением ощущал, что прибавляет в росте. Глупая, конечно обманка, упиравшаяся в разницу в силе тяжести на Земле и Марсе. По разным подсчетам, в зависимости от многих факторов, включавших изначальный рост, телосложение и конституцию, а еще в разных зонах здесь, на Марсе, им предстояло прибавить в росте от двух до восьми процентов. Правда, это шло с еще одним неприятным сюрпризом: с ослаблением тканей, в том числе и костных, и по возвращении на Землю им предстояла реабилитация. Дело привычное, добрых восемьдесят лет как поставленное на поток, это даже на продолжительности жизни не скажется особо. Но сама мысль о необходимости реабилитации вызывала некоторую настороженность – болеть Максимилиан У. Кронинген не любил и, даже пострадав в результате травм, старался как можно быстрей избавиться от общества врачей, от заточения в больницах.